Если же говорить вкратце, то все слуги, работавшие в доме от пяти лет и больше, получили небольшие денежные суммы, прямо пропорциональные сроку их службы. Самую большую сумму получила старая Роза – целых тридцать тысяч ренге – местной валюты, с которой подруги уже успели познакомиться. Все бумажки были украшены изображением зверей из большой пятерки. За один ренге давали шесть американских долларов. Так что старая Роза получила сто восемьдесят тысяч долларов и казалась весьма довольной. Во всяком случае, она утирала слезы полой своего белоснежного передника.
Своим детям господин Якоб завещал одинаковые суммы, каждому по сто тысяч ренге. Учитывая, что выплаты прислуге в общем и целом также равнялись ста тысячам, такая же сумма родным детям показалась даже подругам просто издевкой.
Такого же мнения была и Пэм:
– Да он над нами издевается! Ненавижу!
С этими словами девушка вылетела из комнаты, не дослушав завещание своего отца. А последний пункт, который там был, гласил, что все остальное свое состояние – дом, рудники, земли и акции – господин Якоб завещал своей молодой жене.
– Но Беатрис мертва!
– В таком случае наследовать будут ее родственники. Есть у бедной женщины родственники?
– Я! – вскочил на ноги Томас. – Я ее брат!
Нотариус кинул на него внимательный взгляд поверх очков.
– Подъезжайте ко мне в контору, молодой человек. Мы с вами все обсудим. Суд может решить, что господин Якоб поступил несправедливо в отношении своих детей, и увеличит их долю в наследстве отца.
Этими словами старый нотариус хотел сказать, что сам он на стороне родных детей господина Якоба. Что Томас – просто наглый выскочка. И что нотариус будет бороться за то, чтобы Томасу не досталось ничего. Томас тоже это понял и заныл, глядя на нотариуса:
– Ну хоть что-то я получу?
– Если ваша сестра не успела оставить завещания, то это будет решать суд!
Томас скуксился. Смерть сестры не принесла ему решительно никаких положительных моментов. Он остался один, без ее денег и без ее поддержки.
– Господина Якоба если не любили, то уважали в городе.
За гробом помимо родных и слуг двигалась целая толпа народу. В подавляющем большинстве тут были белые граждане ЮАР, но в конце процессии шли и черные слуги. Оказывается, и среди них были те, кто мог сказать о господине Якобе доброе слово. Кого-то из этих людей он отправил на лечение, заплатив из своего кошелька. Чьи-то дети, подающие надежды, но бедные и бесправные, учились сейчас опять же за счет господина Якоба.
Та шаткая позиция апартеида, которой так открыто и горячо возмущались все мировые сообщества, в самой Южной Африке казалась вполне естественным продолжением традиции рабовладения. Белые господа всегда заботились о своих черных слугах, их детях и стариках. Они не позволяли им голодать, не оставляли без помощи на одре болезни или старости. В ответ негры должны были не нарушать закон и не бездельничать.
– Белые решали, черные исполняли. В мире был порядок. А посмотрите, что теперь творится в стране?
Всегда, когда рушится один строй и на смену ему приходит другой, льется кровь. И в Южной Африке ее должно было пролиться еще немало, прежде чем черное и белое население наконец разграничит страну и замкнется в двух враждебных лагерях. И еще много времени пройдет, пока оба лагеря вновь найдут общий язык и точки соприкосновений.
Эти разговоры велись среди белых гостей, пришедших проститься с господином Якобом и его молодой супругой. О чем разговаривали черные гости между собой, подруги не знали. Племенные языки ЮАР были им незнакомы. Да и как их выучить, если только государственных языков в ЮАР было сразу четырнадцать!
– Больше только в Индии. Там их двадцать два или двадцать три.
Никаких поминок по русскому обычаю тут не было.