– Молчи! Не говори того, о чем потом пожалеешь!
Но Беатрис впала в настоящее безумие. Отчаяние ее было так велико, что она не желала слышать, а может, и не слышала никаких увещеваний.
– Я знаю, кто это сделал! Кто-то из этих грязных черных скотов подстрелил Якоба!
Бет явно имела в виду, что ее мужа убил кто-то из служителей, работающих на сафари. Все они были черными. И других черных тут не наблюдалось.
– Но зачем работникам сафари-парка убивать господина Якоба?
– Они нас ненавидят! Ненавидят всех белых. А моего мужа в особенности! Он всю свою жизнь выступал за то, чтобы черные убрались с нашей земли. Выступал за независимость Белой Африки!
Видя, что Беатрис не заткнуть, Пэм кивнула:
– На отца уже было совершено два покушения. К счастью, тогда все закончилось легким испугом. Но вот теперь… Пожалуй, я соглашусь с Беатрис. Отца могли убить люди из нынешней правящей партии. Подкупили кого-то из черных, работающих в этом парке, и бум-с!
И, помрачнев окончательно, Пэм добавила:
– Вот увидите, когда приедет полиция, все будет признано несчастным случаем на охоте.
Беатрис зарыдала так, что слышно ее было на много миль вокруг. Через некоторое время вернулись мужчины. Выглядели они обескураженными и удрученными. Им не удалось поймать никого постороннего. На территории парка были лишь сами охотники, их добыча и загонщики. Однако у многих служителей парка имелось оружие, в том числе и пригодное для заряда разрывными пулями. И, конечно, именно на этих работников в первую очередь пало подозрение семейства.
– Надо вызывать полицию. Пусть допросят всех черномазых, кто работает в этом парке!
– Что толку! В полиции работают тоже одни черные! А они мечтают, чтобы все белые исчезли из Африки, оставив им цветущую страну, которую они смогут разодрать на части, загадить и вновь превратить в бесплодную пустыню!
– Смерть отца им только на руку!
– Они не станут искать его убийцу! Вот увидите!
Подруги уже немало были наслышаны о раздирающих страну конфликтах. После отмены политики апартеида черное население все активней и активней требует для себя равного с белым населением социального статуса. И частенько негры делают это вопреки всем законам и подписанным договорам.
– Они говорят, что это их земля. Пусть так. Но мы тоже тут живем.
– И мы не захватчики!
– Наши предки превратили эту бесплодную страну в цветущий рай.
Подруги уже слышали, что начиналось все с нескольких грядок, на которых первые переселенцы выращивали свежие овощи и зелень для проходивших тогда мимо мыса Доброй Надежды судов. Корабли двигались дальше на восток. А моряки охотно закупали свежую провизию, которой были лишены во время морского плаванья.
– Потом наши предки посадили виноградники, оливковые рощи, развели цветочные сады. И что? Мы должны все это взять и отдать черным? С какой стати? Это наша земля, каждый ее сантиметр полит потом наших предков!
– Но, наверное, негры тоже участвовали в работе.
– Они были дикими племенами, не способными ни к какому созидательному труду. Охотились с помощью камней и палок. Не знали ни стекла, ни металла, ничего! Работники из них всегда были никудышные. Они не хотели ни учиться, ни работать. Только вкусно есть, мягко спать, петь и веселиться. Вот вся их сущность. Набить живот, а потом горланить и дрыгать ногами. Они не способны к созидательному труду, а мы способны. И они нас за это ненавидят.
В словах Пэм звучала горечь, которую за последние годы довелось испытать каждому белому в Южной Африке. Белое население все активней теснилось с привилегированных позиций черной массой бывших рабов. Но теперь, получив в свои руки власть и возможность распоряжаться жизнью своих бывших хозяев, многие рвались отомстить им.