Может быть, кофе утратил вкус.
– Мне приказали молчать, – сказал он. – Мой шеф наверняка получил указание от кого-то сверху оставить дело в покое, пока они все не проверят.
– Они хотят получить контроль над фактами до того, как разразится скандал, – произнесла Кари.
– Будем надеяться, что так, – тихо сказал Симон. – Но почему вы рассказываете нам все это, если вам приказали молчать, Вестад?
Вестад снова пожал плечами:
– Трудно быть единственным, кому все известно. А когда Кари рассказала, что работает вместе с Симоном Кефасом… Ну, про вас говорят, что вы самостоятельный.
Симон посмотрел на Вестада:
– Вам известно, что это просто другое обозначение нарушителя спокойствия?
– Да, – сказал Вестад. – Я не хочу проблем. Я просто не хочу быть единственным, кому все известно.
– Чувствуете себя в большей безопасности?
Вестад в третий раз пожал плечами. Когда он сидел, то не казался таким высоким и широкоплечим. И, несмотря на свитер, создавалось ощущение, что ему холодно.
Взгляд Хуго Нестора был прикован к стулу в конце стола.
Высокий стул, обтянутый белой буйволиной кожей, был повернут к ним спинкой.
Человек, сидевший на стуле, потребовал объяснений.
Нестор посмотрел на картину, висевшую на стене над стулом. На ней было изображено распятие. Картина была гротескной, кровавой, преувеличенно натуралистичной. У мужчины на кресте росло два рога на лбу, а глаза его горели красным огнем. За этим исключением сходство было очевидным. По слухам, художник написал это полотно после того, как человек, сидящий на стуле, отрезал у него два пальца за неуплату долга. Про пальцы – правда, Нестор присутствовал при этом. Тоже по слухам, через двенадцать часов после того, как художник выставил эту картину в своей галерее, ее конфисковал человек, сидящий на стуле. Картину и печень художника. А вот этот слух не был правдой. Прошло восемь часов, и взяли не печень, а селезенку.
Что касается буйволиной кожи, то Нестор не мог ни подтвердить, ни опровергнуть слухов о том, что человек, сидящий на стуле, заплатил тринадцать с половиной тысяч долларов, чтобы получить право поохотиться и застрелить белого буйвола, священное животное индейцев лакота сиу. Говорили, что он убил буйвола из арбалета и что, получив две стрелы в область сердца, зверь не умер, и тогда мужчина сел верхом на огромное животное весом в полтонны и свернул ему шею, пользуясь только мышцами ног. Нестор не видел причин сомневаться в правдивости этих слухов. Разница в весе между зверем и мужчиной не могла быть слишком большой.
Хуго Нестор отвел взгляд от картины. Кроме него самого и мужчины на стуле, обтянутом буйволиной кожей, в комнате находились еще три человека. Нестор поднял и опустил плечи, чувствуя, как рубашка под пиджаком прилипает к спине. Он редко потел. И не потому, что избегал солнца, грубой шерсти, занятий спортом и любовью и любых других физических нагрузок, но потому, что, по словам врача, его внутренний термостат, вызывающий потливость у других людей, был неисправен. Так что даже когда он напрягался, он не потел, а только перегревался. Наследственная предрасположенность, подтверждающая то, что он всегда знал: его так называемые родители не были его родителями и его сны о том, как он лежал в колыбели в месте, похожем на Киев, который он знал по фотографиям семидесятых годов, были не просто снами, а его первыми детскими воспоминаниями.
Но сейчас он потел. Даже несмотря на то, что принес хорошие новости.
Человек, который сидел на стуле, не бушевал, не шумел по поводу украденных из офиса Калле Фаррисена наркотиков и денег, не кричал, как так вышло, что Сильвестр куда-то запропастился, совсем исчез, не рычал на них за то, что они какого-то черта до сих пор не нашли мальчишку Лофтхуса.