Ваш рисунок совсем не похож на то, что вы видите перед собой, – сделала я первую попытку пообщаться.
– Здесь я вдохновляюсь, а пишу то, что давно созрело в голове, – ответил молодой человек.
– Меня тоже парк вдохновляет. И все же почему стволы деревьев у вас красные? Они же серые на самом деле, – удивленно произнесла я.
– В детстве, когда я учился рисовать, они у меня тоже были серые или черные. Все это было и уже неинтересно. Пройденный этап! Понимаешь? – пояснил художник.
– Не понимаю. Мне интересна обыкновенная природа. Хотя мокрые стволы зимой на фоне снега мне иногда кажутся угольными, а на самом деле, если приглядеться, они не очень черные. Еще при разном настроении один и тот же ветер может показаться то злым, то просто сильным. Я так вас поняла?
– Это один из аспектов. Но их много. К тому же у каждого человека свой механизм восприятия действительности и своя степень реализации увиденного.
– Сложно говорите. И ваш рисунок я не могу понять. На нем закат или восход?
– Время на картине послеобеденное, – улыбнулся художник, продолжая работать.
– Значит, эти красные деревья находятся в Африке? Оазис. Осень. Да? Или это фантастическая страна вашего детства? Мне помнится, когда я себе представляла море, то оно казалось мне двухцветным: голубым и золотым, солнечным. А горы у меня были розовые и жемчужные. Главное, – что прекрасные! Понимаете? – с надеждой в голосе спросила я.
Мне очень хотелось, чтобы художник меня понял и не высмеял.
– Конечно, – ответил он серьезно.
Я обрадовалась, и мне захотелось продолжить беседу.
– И все-таки слишком красные у вас стволы, – с сомнением произнесла я.
– Понимаешь, у художников есть такое понятие: усиление качества предмета. Иногда, чтобы точнее выразить какие-то свойства и сделать понятными другим, необходимо утрирование, приукрашивание, гиперболизация. Ну, как тебе проще объяснить? Вот рыбак поймал рыбу, и чтобы яснее, ярче выразить свою радость, он и руки широко разводит, хвалясь уловом, и привирает немного, рассказывая, как выуживал огромную рыбину. Правда?
– Да уж точно! Но у вас по-другому. Вот фиолетово-желтая осенняя земля мне понятна. Она будто покрыта опавшими листьями осины. Я видела такое еще до школы. А красные деревья все-таки до конца не понимаю. Когда летом мы ходили за грибами, одна сухая ветка показалась мне чем-то другим, более красивым. Значит, я сама дорисовала ее в своей голове, создала какой-то образ. Или еще случай. Однажды я зимой сидела в пустой аудитории института. Вдруг подумала про осень и огород. Удивительно, но я сразу почувствовала запах теплой земли, поздних яблок. Я увидела их! Вот и вы, смотрите на лес и дополняете рисунок, делаете его таким, как подсказывает ваше воображение, каким вы хотите его видеть. Ведь так же? Зимой тени деревьев на снегу голубые, а вам они могут представляться сиреневыми или красными. Да?
Художник задумался, а потом сказал:
– Только отчасти верно. До понимания этой картины надо дорасти.
– Мне уже тринадцать, – торопливо сообщила я.
– Не в этом смысле, – засмеялся молодой человек. – Дорасти как художник. Я долго шел к такому мировосприятию. Долго стволы деревьев для меня были только серыми.
– А может, красные деревья – ваше желание выделиться? – брякнула я, не подумав. – Вот, например, лес в тумане таинственный, поэтому я люблю его больше, нежели когда он без тумана. И мне один мальчишка сказал, что влюбился в меня, потому что я не такая как все. Понимаете, ни красивая, ни умная, а особенная. Нравится или лучшее, или особенное. Ведь, правда?
– Ты рассуждаешь как старушки на скамейке. Их рентген однобокий и примитивный, – строго ответил художник.
Я смутилась и занервничала. Уж очень мне не хотелось покидать интересного человека.
– Не обижайтесь. Я мало знаю, но «любопытна до безобразия».