Все чаще я слышала по ночам горькие слова и жалобные, длинные молитвы.
Пришла я раз из школы, а бабушка лежит на кровати, глазами безумными в потолок уставилась и шепчет:
– Ноги чувствую!
– Думаете, бог помог?
– Нет, – говорит, – грех.
– Как это?
– Надоело колченогой жить, обузой быть. Кто-то мудро сказал, что «приходит время и достоянием каждого становится мука». Давно об этом думала, не хотела жить, искала средство освободиться от постоянной, невыносимой пытки, но трезвый ум отвергал насилие. Не хотела углубляться в подобные мысли, но, тем не менее, они одолевали…. И тут затмение нашло. Настала минута тяжкой душевной усталости, когда каждая мысль сопряжена с безмерной болью в сердце. Решилась убить себя. Сползла кое-как в подвал и хлебнула из бутыли целую кружку вишневого самодельного вина, того, что с косточками. Оно уж лет пять там стоит.
– Это же яд, синильная кислота! – ахнула я. – Отец давно собирался вылить его, да руки не дошли.
– Представляешь, выпила, и вдруг нечеловеческий страх меня обуял. В один миг поняла, как мелки и ничтожны все наши беды и проблемы перед единственно страшным – смертью, когда ни к чему стенания, сетования, обиды…. Откуда-то силы взялись из подвала выбраться! А сейчас лежу и боль в ногах чувствую. Ожили они, то ли от яда, то ли от страха?
– Какая разница, главное, что помогло! – воскликнула я.
Бабушка сново училась ходить, улыбаться. Все бы хорошо, да сердце у нее после такого «лечения» сильно заболело. Задыхаться стала. Я каждую свободную минуту старалась около нее посидеть, отвлечь от боли и тяжелых мыслей. Даже книжки художественные перестала читать. Забыла об их существовании. И бабушке тоже хотелось поговорить.
– Детка, на огороде справляешься?
– Не волнуйтесь, картошку все вместе пропололи, а мелочь сама успеваю обработать. Сегодня лук продернула, завтра морковкой займусь. Хорошо, что дожди прошли, поливать не надо.
– Деревенский человек живет погодой и надеждой на урожай, – вдохнула бабушка.
И добавила сочувственно:
– Погулять тебе некогда.
– Что вы, бабушка, я же каждый день с девчонками корову встречать хожу, там и гуляю.
– Корову получается до конца выдоить?
– Сначала мать помогала, а теперь руки окрепли.
– В обед не забываешь доить?
– Как можно!
– Не испорть скотинку. Как без молока жить?
– Пастух перегнал стадо на дальние луга. Целый час добираюсь.
– Ничего, ноги молодые.
– Времени много трачу.
– Вся жизнь так проходит: то у печки, то в поле. А что поделаешь?
– Бабушка, я раньше не замечала, какая вы красивая.
– Бог с тобой. Была когда-то.
– Нет, вы и сейчас очень красивая.
– Обличье старое, а в душе, кажется, в классы хоть сейчас бы запрыгала, когда бы не болезнь. Теперь вот не живу, а скреплю как несмазанная телега под тяжестью страданий и забот. А ведь еще прошлым летом, бывало, светлое ситцевое платье надену и иду на луг теленка поить. Солнце светит, ветерок прохладный освежает. Легко на душе. Мысли добрые бегут. В кармане кусок хлеба, на ногах резиновые сапоги сорок второго размера, а в сердце покой и восхищение удивительной красотой. Нет большей радости, чем любовь к жизни, природе, людям. Душа переполняется счастьем, и не находится в ней места плохим мыслям. Очарование природой рождает очарование жизнью. От радости и красоты в сердце простор. Что в сравнении с этим мелкие заботы, неудачи?… Страдания и наслаждения всегда скроены по душе. Большой душе – большие мучения и великие радости.
По ее морщинкам, как по мелким расщелинам заскользили светлые слезинки.
– Бабушка, но вы, … но у вас же… возраст, а вы как девчонка….
– Ну и что? Помню, сердце затрепетало как воробушек, когда прошлой весной вдохнула жасминового цвета, голова кругом пошла.