– У меня грандиозная новость! – сообщил он. – И всё по твоей вине! Я знал, что ты способный парень, но чтобы вот так, одним тостом переменить жизнь!..
Оказалось, всё это время Андрей не звонил потому, что хотел довести свою новость до блеска, и вот теперь, он был готов представить её Ивану.
– Я купил дом! – объявил он. – Но это не всё. Я не могу тебе сказать всего вот так, не видя лица. Ты зайди на «почту», я тебе письмо отправил с фотографиями. Посмотри – потом созвонимся.
Как понял Иван, средиземноморское приобретение нравилось Андрею всерьёз. Да что там нравилось – он буквально плакал от благодати, и письмо его было солёное.
«Встаёшь – цветные туманы! По одну сторону море, по другую холмы – Божий мир, иначе и не скажешь. Люди весёлые, приличные, девчонки все – барышни, ребята – такие ремарковские. Круглые год цветы, птицы – никто на зиму не умирает! Вообще никто не умирает! И никто тебе не указ. Живёшь себе, как человек, вольно, на лучшей земле. Ты приглядись хорошенько! Но вообще фотографии ничего не дают. Тебе надо увидеть!»
Иван читал и удивлялся: с его другом произошла странная вещь. Как если бы душа пресытилась властью трезвого разума и сорвалась в детство, к романтическим первоосновам.
Цель у Андрея была простая – побыть строителем, садоводом и виноградарем, трудом завоевать себе новую родину. Заботы не пугали его. Со временем он собирался освоить и море. «Мужчина обязательно должен плавать, чтобы берега не видно! – писал он. – И летать».
На покупку приморского сада Андрею пришлось взять кредит. Зато его деловая муза ожила. Он знал, что в каждой сделке кроется пядь легендарной земли, и работал с вдохновением. «Ещё годок, – писал он. – И я свободен!»
С растерянной симпатией Иван пролистал десяток снимков, прикреплённых к письму. Одна картинка его задела. Он развернул её во весь экран и смотрел с улыбкой, как в солнечно-зелёном саду на груде камней восседает Андрюха, весёлый, в зелёной бандане. А позади него, в глубине сада, дева в платье до пят несёт, словно ведёт за руку, пустой картонный ящик. Кроме пиратского головного убора, никаких бросающихся в глаза перемен в своем друге Иван не нашёл. Он распечатал снимок и, держа в руках глянцевый лист, долго всматривался – где там счастье?
Когда же, наконец, отложил фотографию и, выключив лампу, собрался уйти, вид за окном поразил его. Иван сделал шаг навстречу и замер. На улице творилась невообразимая суматоха – намешанные во мраке снежные хлопья крутились и лупили в стекло. Москву накрыла буря. И сразу же зазвонил телефон: бабушка с дедушкой на перемену погоды дружно почувствовали недомогание. Пришлось, напялив наскоро свой бутафорский оптимизм, картонное своё спокойствие, идти и утешать их. В тревоге, в дыму валокордина, Иван провёл остаток вечера. «Какие моря! – думал он горестно. – Какой ещё виноград!»
А когда измученный, пьяный от тревоги и снега вернулся домой и попал взглядом всё в тот же зелёный кадр, гнев пронзил его. Со злостью он схватил телефон и позвонил Андрею – требовать отчёт о предательстве.
– Я посмотрел твои картинки! – произнёс он. – Ну и как же тебя угораздило? Что, вот так, приплыл на Гозо, увидел «лодку» и переменил жизнь?
– Ну, почти! – согласился Андрей.
– Расскажи мне подробности, если тебя не затруднит!
– Погоди, ты злишься что ли? – растерялся Андрей.
– Да! Может быть, я и злюсь, – сказал Иван. – И я даже могу объяснить причину. Я так понимаю, раз ты купил дом – значит, рано или поздно, ты будешь там жить? Следовательно, даже если закончится твой контракт во Франции, в Москву ты всё равно не вернёшься! Да и на отпуск вряд ли приедешь! Какой дурак едет на отпуск в Москву, когда у него дом на море! Вот это меня, ну, скажем, не злит, а интересует – что может нормального, не чокнутого человека заставить бросить всех, с кем был, кто растил!.. И родину!.. – Тут Иван умолк, почуяв излишек пафоса.
– Да ну что ты! – растерялся Андрей. – Наоборот, я хотел для всех! Я ведь так и решил – буду встречать гостей, родственников, чтоб они зиму у меня пережидали. Поработаю ударно, выплачу, чего там должен, потом, может, отельчик организую, по типу агротуризма. Женюсь, состарюсь, научусь рисовать, продам картины, куплю внуку виноградник. И он уже будет встречать твоих внуков – я так ему завещаю! А сам сяду в парусную лодку – и поплыву, как Одиссей. Я шучу, конечно. Но всё же – чем не судьба?
– Лучше бы ты у нас на Лихачёвском шоссе клал асфальт! – припечатал Иван.
И, как это бывало с ним, когда чувство собственной правоты зашкаливало, его ждал урок.
На следующий день он поехал менять права, и в ГАИ патриотический порыв отлетел. Фотографию, на которой вышел «моргнув», отказались переснимать. Он попытался спорить, но был сражён ледяным, визгливо-железным тоном сотрудника. Иван скомкался, потерял свободу. Его замутило от брезгливого страха. Призрак тридцатых отделился от стен.
По дороге домой он, как мог, высмеивал себя за впечатлительность, и всё-таки, отмахнуться не удалось. Историю родины ввели ему крохотной каплей, как прививку. Лёгкое недомогание – и опыт влился в кровь. Тут простая мысль об Андрюхиной покупке пришла ему в голову. Может, дело не только в море, а просто человек захотел иметь недвижимость в государстве с мирным прошлым?
В тот же вечер, стоя у кассы в ближайшем от дома супермаркете, Иван стал свидетелем драмы. Охранник поймал воришку – щупленького парня с банкой консервов под курткой. Тот вырывался отчаянно, и, может, сбежал бы, но кто-то из персонала додумался схватить железную корзинку для продуктов. С помощью этой корзинки они и одолели вора. Иван со спазмом в солнечном сплетении считал удары. Когда парня уводили, на его белом лице уже вспухали красно-сизые полосы.
Персонал ликовал. Иван взглянул на победную улыбку кассирши, одним махом вывалил содержимое своей корзинки на стол у кассы и с пустыми руками пошёл к выходу. «Это что! – не поняла кассирша. – Молодой человек, стойте!» Иван хотел повернуться и объяснить, но тихое чувство тщеты, натёкшее в сердце, залило порох. Поучительным же во всей этой истории было то, что, вернувшись домой, он обнаружил: у него из кармана вытащили мобильный.
Запретив себе распутывать хитросплетения дня, Иван с чашкой чая сел к своему окну и из социально-политического измерения мыслей переместился в измерение рощ, дворов, собак и птиц, в измерение снежного ветра, метущего город и пригород. Как он в нём отдохнул!
Как ни странно, после разговора с Андреем, оба напуганные тем, как истончилась их дружба, они взялись перезваниваться. Разговаривали не подолгу, но часто.
Как всяким людям, давно не сверявшим часов, им было трудно; они двигались навстречу неуклюже, сто раз озвучивали один и тот же спор, обсуждали заведомо незначительное. Но однажды Иван почувствовал, что опять, как раньше, по голосу видит выражение Андрюхиного лица.
Так, понемногу, они возвращали себе утраченное.
* * *
Иван не видел Костю с начала зимы. Правда, однажды наткнулся в институтском гардеробе на Женю с Машей. Поплевав на бумажный платок, Женя драил барышне ботинок. Заметить Ивана он не мог, поскольку был повёрнут спиной, зато его узнала Маша. Секунду они смотрели друг на друга, как смотрят человек и белка – не имеющие общего языка, но притянутые взаимным интересом. А затем расцепили взгляды и больше не встретились.
Маша похудела, котомку с вязанием и тетрадями сменил пристёгнутый к ремню штанов чехол со смартфоном. «Ну вот, и её захватили веб-страсти!» – решил Иван, уходя.
После института, а иногда и до, и даже вместо, Иван любил заглянуть к Мише в «Кофейную».
За своё недолгое и неглубокое знакомство с ним Иван догадался: Миша был из тех людей, что охотно заполняют собой пробелы и паузы, но попробуй навязать им роль – их и след простыл.