Коммунизм в России приказал долго жить, друзей у Кубы не осталось. Венесуэльцы и китайцы появились позже, бурное развитие рынка сексуальных услуг – тоже. В Гаване частенько отключали электроэнергию, движение транспорта по улицам почти прекратилось.
Погожий был денек.
Пожилые люди вынесли на улицу стулья, нежились на осеннем солнышке, пока оно не скрылось за каменной стеной кладбища. В основном это были женщины, они вязали, чинили одежду, разговаривали. Миссис Рамирес с сестрой, их дом стоял через улицу от дядиного, говорили о безнравственности нынешних детей. Миссис Рамирес считала, что приличная стрижка очень бы способствовала добронравному поведению большинства хулиганистых мальчишек в Сантьяго, тогда как ее сестра отдавала предпочтение такой воспитательной мере, как пинок под зад.
Когда разговор перешел на распущенность нынешних девочек, я перестала слушать.
– Давай, милая, ну же!..
Я сонно огляделась. Рики пытался при помощи цепочки колбасок заманить в наш садик болотную игуану. Но игуана, кажется, только и мечтала, чтобы ее оставили в покое.
– Где чоризо взял? – поинтересовалась я у Рики.
– На кухне.
– Тетя Изабелла тебя прибьет.
– Не узнает, – ответил Рики.
– Игуаны едят только насекомых, – заметила я.
– Вовсе нет, папа говорит, мышей – тоже.
– Дети, вы где? – . послышался голос отца.
– Прячь чоризо, отец разозлится. Ты же знаешь, для него еда – святое, – прошипела я.
– Это не по талонам. У тети Изабеллы колбасы в кладовке целая гора.
– Прячь скорее.
– Что ты привязалась? – разозлился Рики.
– Я вас слышу. Ждите меня, никуда не уходите! – крикнул папа из окна наверху.
Я схватила колбаски и не глядя забросила в крону пальмы. Они за что‑то зацепились.
– Мы здесь, пап, – ответила я отцу.
Он вышел из дома. На нем была белая рубаха с расстегнутым воротом, желтовато‑коричневые армейские брюки, клетчатые туфли без шнурков. Он побрился и причесал непокорные вихры.
– Привет, – поздоровались мы.
Отец кивнул, прошел мимо нас и осмотрел улицу из конца в конец. Он поздоровался –
Наговорив соседкам любезностей, он уселся на белесую землю возле нас с Рики.
Глаза у него такие же черные, как волосы, длинный нос с горбинкой. Он худ и немного угловат. Отцу было уже за сорок, однако выглядел он значительно моложе и все еще был очень хорош собой. Рождение детей, в особенности Рики, который явился на свет не головой вперед, как положено младенцам, но шел ножками, лишило маму красоты и здоровья. С ее лица уже не сходило усталое, тревожное выражение, а ежемесячные кризисные ситуации с продовольствием и мимолетные интрижки отца с женщинами, с которыми он знакомился на пароме, это выражение, вне всякого сомнения, только усугубляли.
– Ты что же с кузинами не играешь? – спросил меня отец.
– Не знаю.
– Вы подрались?
Иногда Мария и Хуанита задирали нос, поскольку жили в собственном большом доме, а мы ютились в Гаване в грязноватом многоквартирном муравейнике.