Бригс поставил машину на ручной тормоз, снял солнечные очки – они у него как у авиатора – и вперился в меня. Я рассматривала его.
Между нами проскользнула искра.
Мы с ним знаем друг друга. В прежних жизнях или других Вселенных наши дороги точно уже пересекались, и у нас есть основания опасаться друг друга.
Дай‑ка я рассмотрю тебя, шериф. Дай‑ка я тебя как следует разгляжу.
Кожа такого цвета, как у покойника с перерезанным горлом. Глаза – как голубой лед на какой‑нибудь далекой планете.
– Я тебе, кажется, вопрос задал. – На лице не дрогнул ни единый мускул, слова выскальзывали из тонких губ, как мамины духи вуду.
– Я, должно быть, заблудилась, сэр, – ответила я по‑испански.
– Заблудилась? Христос на мотоцикле! Ваш народ сюда пешком приперся из Сибири, а ты дорогу в городе из шести улиц найти не можешь.
– Я просто не туда свернула.
После этого замечания, которое просто не может не показаться явной ложью, он немного помедлил, потом вытащил пачку сигарет. Почуял подвох, решил разобраться.
– Значит, потерялась, говоришь? – переспросил он.
Сейчас! Вот сейчас он начнет месить меня своими кулачищами. Я чуть ли не воочию вижу, как он бьет и бьет изо всей силы. Кровь льет у меня из носа и разбитого рта. Из глаз. Я захлебываюсь ею. Вопят нервные окончания. Нестерпимая боль. Выстрелил бы из милосердия в голову. Неглубокая могила в лесу. Подумаешь, пропала мексиканка. Земля в своем движении по орбите при этом точно не остановится…
– Оглохла, твою мать? Что у тебя в рюкзачке?
– Порошок, щетки, тряпки для уборки.
– Открой.
В машине раздалось потрескивание переговорного устройства, мужской голос позвал:
– Шериф!
Бригс, потянувшись в окно, взял микрофон:
– Бригс слушает.
– Шериф, у нас код двадцать два недалеко от границы штата. Сработано с фантазией.
– Черт! Трупы?
– Не знаю, шериф. Не меньше трех машин. Одна горит. Я так думаю, канал девять пошлет вертушку.
– Сейчас еду, – сказал Бригс и сел в машину.
– Мексиканское гетто на вершине холма налево, – бросил он мне напоследок.
– Спасибо, señor.
– И чтобы больше я здесь тебя не видел. Тут можно ходить только приличным людям.
– Я поняла, сэр.
Он завел двигатель и уехал.
Машина скрылась за гребнем холма, я обмякла.
Облегчение. Изнеможение.
Села в траву на обочине. В Колорадо декабрь, но солнце светит, тепло. Не как в Гаване, но вполне достаточно, чтобы таял лед на том озере в Вайоминге. Сухая, изнуряющая горная жара.
Подымайся. Надо идти.
Очень скоро я увидела в начале лесной тропы знак: «Проезд запрещен – опасность оседания грунта».