– Я замуж выхожу.
Вот бывает так, идешь по улице, знакомой, но не связывающей ничем, и ни на что не обращаешь внимания. Но стоит тебе подумать, что видишь эту улицу в последний раз, так сразу ощутишь приступ нетяжелой тоски.
Прощальной.
Не от слова «прости», а от слова «прощай».
То же самое, я почувствовал в этот момент. И мне нечего было больше сказать, кроме:
– Я завидую твоему будущему мужу.
– Он генерал.
– Не смотря на это, я ему все равно завидую…
Я еще попытался что-то промямлить вроде: «Все в божьей воле,» – но Нина остановила меня:
– Не люблю я всей этой библейщины: «Ударили по одной щеке – подставь другую,» – это не для меня, да и не для тебя тоже.
– Для меня – раз ты выходишь замуж за генерала.
Ведь это про удары судьбы…
– Знаешь, почему я не попыталась выскочить замуж за тебя?
– Не рассказывай. Я расскажу сам.
Иногда видишь какую-нибудь старую вещь, даже держишь ее в руках, но не можешь представить того, кто ее сделал. Был тот человек высоким или малорослым, толстым или худым, лысым или мохнокудрым, молодым или старым, ленивым или трудолюбивым, умным или глупым, счастливым или несчастным, и даже – талантливым или бездарным. Так и со мной.
И дело в том, что я сам о себе всего этого не знаю…
Однажды мне пришлось разговаривать с психологом:
– Не могу определить род ваших занятий, – сказал он мне.
– Я тоже…
Одевание вдвоем, если оно не переросло в семейную привычку – довольно пресное действие, и Нина оказалась серьезней меня:
– Только не ври. Ты ведь зашел по делу.
Иногда честность утаить трудно. Почти так же трудно, как лицемерие, и я бросил взгляд на постель.
– Я получил больше, чем, то – зачем шел, – я ведь и вправду ни разу не вспомнил о том, что шел за деньгами.
– Не обманывай. И не путай разные вещи.
– Да ладно. Не хочу тратить слова на ерунду.
– Говори, – спокойно сказала Нина, и я уступил перед ее безлукавостью:
– Жена звонила. Хочет купить плащ. Просила помочь деньгами.
– Много нужно?
– Двести баксов.
– Тебе надолго? А-то ведь у меня скоро свадьба.
– На неделю. Не больше.
Нина такой умный человек, что когда у нее спрашивают деньги, она никогда не предлагает советов. Вот и теперь она встала, открыла дверцу стенки, постояла, что-то разглядывая внутри, вытащила откуда-то и протянула мне четыре пятидесятидолларовые бумаги.
– Я не подведу тебя, – я знал, что Нина все понимает, но какой-то дискомфорт для меня все-таки был.
– Знаю. Ты честный.
– Как-то не ловко.
– Перестань. Увидимся в этой жизни.
– Конечно. Тем более, что другой жизни у нас не будет.
И тут в глазах у Нины появился крошечный, совсем секундный чертик.
Такой, какой может появиться в глазах только у настоящей женщины:
– Кто знает…
… Город, в котором я живу, маленький, пристоличный, сытенький.
Зеленая, я бы сказал, зона, если бы не депутаты-коммунисты, которые с удивительным постоянством проходят по нашему округу. Впрочем, и на красный пояс наш городок не тянет – уж больно он удобный. И от Москвы, н6е то, чтобы далеко, но, все-таки, не под боком – минут пятнадцать, если не попасть в пробку. Может, потому олигархи, мафиози, поп-дивы и депутаты любят его окрестности с одинаковой прилежностью.
И одинаковой безразличностью.
Так как городок не большой, то все близко, и от Нининого дома до моего всего два шага.
Нечего удивляться тому, что, сделав первый шаг, я увидел машину своего младшего сына Сергея у подъезда моего дома…
…Когда моя первая жена хочет меня уколоть, она говорит:
– Ты никогда не занимался воспитанием своих детей.
И я не спорю с ней, потому, что отлично понимаю, что, в сущности, хорошо устроился: она одевала, кормила, растила наших сыновей практически одна. Ей было очень трудно на этом пути, а я находился где-то на обочине – совмещал в одном лице звание отца и должность блудного сына.
И дети – это наша общая радость, и мой личный стыд.
Хотя, они и не держат на меня зла.
Они. Но – не я сам.
Кстати, то, что я не пытался заниматься воспитанием своих сыновей, не то, чтобы неправда, скорее неистина.
Эти две меры адекватности, в данном случае не дополнения, а самостоятельные безличные предложения.
Или, наоборот, очень личные.
Когда-то давно, когда мой старший сын учился в десятом или одиннадцатом классе, я позвонил ему и сказал:
– Ты растешь, сынок, и пора нам поговорить о вещах, о которых ты можешь поговорить только с папой.
Вряд ли можно догадаться о том, какого цвета были мои уши, когда я это говорил. Но я честно проштудировал «1001 вопрос про это» и «Половое воспитание ребенка в школе». И, когда сын зашел ко мне, я, нацепив очки – сам не знаю, зачем это сделал, потому, что в очках только читаю, но я был достаточно подготовлен для того, чтобы не пользоваться шпаргалками – собрался для начала рассказать сыну о том, что у девушек бывают разные периоды, как сын остановил меня:
– Папа, мне Анька на компьютере отпечатала все свои циклы до конца двадцать первого века. А в остальном, знаешь, нормальные люди пользуются контроцептивами.
Все-таки я не зря надел очки.
Мне пришлось только один раз прервать дальнейший рассказ сына:
– Не так быстро, сыночек, я не успеваю записывать…
– Ну, что, – спрашивали меня потом, – Выяснил, откуда берутся дети?
– Да. Осталось выяснить главное.
– Что?
– Откуда берутся взрослые…
Одно жалко. Я не успел сказать сыну главного: каждая женщина – первая и последняя в жизни. Только так нужно относиться к женщине, если ты мужчина. Может быть, я скажу это сыну потом. А может, он сам поймет это…
Не только у такого родителя, как я – наверное, у всех родителей – время постепенно уводит детей. Дети растут, и у них начинается своя жизнь, а с ней и свои проблемы. А родители остаются со своим снобизмом – уверенностью в том, что они знают, как решать проблемы своих детей. Возможно, это происходит оттого, что свои проблемы родители, как правило, решить так и не сумели. Зато, уверились в то, что своих детей они знают хорошо.
История короля Лира – история не про детей, а про родителей. Да и то, прожил старик со своими дочерьми жизнь, и так и не понял, кто из них, что из себя представляет.
Мои сыновья выросли. Старший, Александр, окончил консерваторию, поет в музыкальном театре, ездит на гастроли за границу, вот и сейчас он где-то толи в Австрии, толи в Германии. Младший, Сергей, несмотря на то, что совсем молод – уже довольно крупный юрист, адвокат.
Такой крупный, что берет напрокат автомобиль «Линкольн». Старший сын пока обходится «четверкой».
Они оба современные, образованные ребята, говорящие на английском языке, не хуже, чем по-русски их родители.
А думающие – еще лучше.
Они, люди совсем другой эпохи, хотим мы этого или нет. Я не говорю о том, какая эпоха лучше, просто их время – другое. И по большому счету, наше время им так же безразлично, как эра динозавров, только экзотикой оно стать еще не успело, а, следовательно, безразлично вдвойне.
А, может, и тут мы – страна особенная. Везде природа отдыхает на детях, а у нас природа отдохнула на родителях.
И мне кажется, что главная беда здесь в том, что нас слишком долго неправильно учили.
Нам говорили: 6удь бедным, но честным. А людей нужно учить быть богатыми.
Честность же должна быть сама по себе, в крови.
Честность нельзя противопоставлять иным качествам и свойствам…
– Я уж как-нибудь обойдусь без автомобиля, компьютера и мобильника, – довольно опрометчиво заявил я как-то старшему сыну, и тем самым продемонстрировал, что умею говорить глупости не хуже, чем все остальные люди.
А он пожал плечами и подарил мне «Моторолу».
– Чем больше обременяешь себя удобствами, тем больше раскрепощаешься, папа.
– Спасибо, сыночек, только что я с этим телефоном буду делать? – спросил я, и сын вздохнул.
Возможно, этот вздох заменил ему вращение пальцем у виска:
– Если нажмешь на вот эту кнопку, можешь смотреть мультики…
Именно этот мобильник зазвонил в то момент, когда мы с Сергеем входили в мою квартиру. Даже не в квартиру – квартира, это то, что у нормальных людей. В мою среду обитания, в которой у меня такой же бардак, как и в голове. Так, что если случится землетрясение, я замечу его результаты не раньше, чем через неделю.