Мы разговаривали на ходу, взбираясь на стену. Танцовщица учила меня отыскивать опоры для ног и рук в трещинах между каменными плитами.
– Никто, даже самый последний пьяница и вор, не посмеет проникнуть во владения Управляющего.
– Нас ведь видно с улицы!
– Нас нельзя увидеть, если не заглянуть внутрь. И даже если нас здесь увидят случайные зеваки, кому они расскажут? Кто мы?
– Наставницы приходят и уходят.
– Ты когда-нибудь видела, чтобы какая-нибудь еще наставница, кроме меня, приходила или уходила ночью?
Я задумалась.
– Н-нет… не видела.
– Наверное, ты догадываешься, что ворота тщательно охраняются.
– Охранники не пропускают сюда никого, даже друзей Управляющего?
Танцовщица рассмеялась:
– Вот именно! При такой работе охранникам недолго и разлениться. Поскольку им запрещено заглядывать во дворы – нарушителя ослепят, а затем казнят, – они не видят, чем мы занимаемся.
Как и говорил Федеро, помимо него, я общалась только с женщинами.
Как-то ночью Танцовщица позвала меня на другую вылазку.
Переодевшись в черное, я спрыгнула с дерева. У меня болели бедра и ягодицы, потому что днем я ездила верхом на толстой лошади. Я еще не умела хорошо сидеть верхом по-мужски. Танцовщица уже ждала меня внизу; хвост, для которого в ее трико был проделан специальный разрез, нервно подергивался.
– Госпожа, – сказала я, склоняя голову и складывая ладони – так я испрашивала позволения говорить.
– Пока я сосчитаю до двадцати, ты должна добраться до дорожки на внешней стене.
Я понеслась к стене быстро и бесшумно, как она меня научила. В ту ночь не было ни тумана, ни дождя, поэтому бежать было легко. По лестнице я подниматься не стала – не только из тщеславия, но и чтобы не разбудить госпожу Тирей. Я взобралась по стене в углу, где внутренняя стена Гранатового двора смыкалась с внешней, пробежала по медной крыше, перемахнула на внешнюю стену.
Я досчитала до шестнадцати.
Через миг ко мне присоединилась Танцовщица.
– В следующий раз добежишь на счет «пятнадцать».
– Да, госпожа.
Мы встали на внешней стене; Танцовщица велела мне посмотреть вниз. Ох, как далеко улица!
– Как ты туда спустишься?
Я задумалась.
– Можно попробовать по внешней стене, но я не знаю, скользкая она или шершавая – и на каком расстоянии расположены швы, заполненные раствором. Если я упаду, то разобьюсь о камни… Едва ли здесь можно спуститься безопасно, ведь до земли далеко. Я все кости переломаю!
Танцовщица хмыкнула.
Я огляделась по сторонам. Дорожка шла по всей внешней стене вокруг поместья Управляющего. Правда, пределов Гранатового двора мы еще ни разу не покидали, хотя сверху стена ничем не была разграничена.
– Наверное, можно пройти и дальше… Может быть, за Гранатовым двором спуск ниже, или я увижу трещину в стене.
– Что будет, если тебя застанут за пределами Гранатового двора? – тихо-тихо, даже не шепотом, а тенью шепота спросила Танцовщица.
– Госпожа Тирей изобьет меня до полусмерти и продаст в портовую таверну. Управляющему и так стоит много трудов содержать меня здесь в тайне.
Танцовщица ничего не ответила. Меня вдруг пробил озноб – и вовсе не из-за ночной прохлады. Кого она хочет из меня сделать? Никто не говорил мне впрямую о том, что меня ждет; только Федеро как-то раз обмолвился, что я стану знатной дамой. Кого воспитывает из меня Танцовщица? Ее уроки пришлись не по вкусу госпоже Тирей; вряд ли их одобряли Федеро и Управляющий.
– Я не орудие в твоих руках, – хрипло прошептала я и припустила на восток по стене, через границу моей жизни.
Пришедший с визитом Федеро подивился тому, как я выросла.
– Ты очень вытянулась, пока меня не было, – сказал он, беззаботно рассмеявшись.
К тому времени я считала себя очень искушенной; я накрепко запомнила многие важные сведения, связанные с драгоценными камнями и одеждой. Федеро оставался последним звеном, связывавшим меня с отцом и Стойким. Он единственный из всех мог точно сказать мне, где я родилась. Правда, в тот раз он был одет не как всегда. Обветренный, в легкомысленных, странных панталонах раструбом книзу и муслиновой рубахе с застежкой на плече.
Его внешний вид не был достоин моего восхищения.
– Я расту, – ответила я, думая: «И каждый день считаю колокольчики, пусть и втайне».
– Хорошо. – Федеро склонил голову, разглядывая меня под разными углами. Он больше не хватал меня пальцами за подбородок, как раньше. – Она часто тебя бьет?
– Сейчас уже меньше, – сказала я. – Я научилась держать язык на замке, а борюсь, только когда должна.
– Хорошо. Я боялся, что твой независимый, упрямый нрав доведет тебя до беды.
Его слова напомнили мне о том, что Федеро мне вовсе не друг. Друга волновало бы мое состояние; он радовался бы моей независимости и не боялся, что я причиню кому-то слишком много хлопот.
– Как твоя охота? Много ли живого товара попало в твои сети? – спросила я нарочно противным голосом – так говорила госпожа Леони, когда не рассказывала о тканях, а сплетничала с другими наставницами.
Видимо, мои слова задели Федеро, потому что он отвернулся.
– Девочка, ты многого не понимаешь!
Он ушел, а я смотрела ему вслед без всякой грусти. Этот человек украл у меня жизнь и семью. И даже если я сделала ему больно, я ни в чем не виновата. Сейчас он уйдет, а я останусь на Гранатовом дворе, под бдительным присмотром госпожи Тирей, у которой очень тяжелая рука.
Закрыв глаза, я стала вспоминать, как пахнут по утрам рисовые чеки. Потом явилась женщина-утка; она наказала меня за дерзость.
* * *
В следующий раз, когда Танцовщица положила на скамью в тренировочном зале черный лоскут, я была готова к ночной вылазке. Мне хотелось доказать всем, что они не правы, а со мной всегда были ограниченными и злыми. Я по-прежнему считала, что с помощью слов сумею выбраться из заточения. И все же мне хотелось, перед тем как я покину Гранатовый двор навсегда, выместить на ком-то свою злость и досаду кулаками.
Спрыгнув с дерева на камни, я не увидела Танцовщицы на нашем обычном месте. Мне стало тревожно и страшно. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что она уже ждет меня наверху, на стене. Я молнией пронеслась по двору и взобралась наверх – наверное, поставила личный рекорд.
Танцовщица следила за моим приближением. Когда я оказалась рядом, она вдруг преградила мне путь. От неожиданности я потеряла равновесие и упала. Правда, приземлилась я довольно удачно – не зря она два года тренировала меня.
– Что случилось? – прошипела я, вскакивая.
– Ты что, считаешь себя выше своих друзей?
Только тогда я поняла: должно быть, они с Федеро часто говорили обо мне.
– Нет, – ответила я, тяжело дыша. У меня болели ребра.
– Ради тебя кое-кто идет на большой риск. Благодарности от тебя я не жду – во всяком случае, я на твоем месте никого бы не благодарила. Но ты могла бы, по крайней мере, проявлять уважение!
– К кому? К тем, кто идет ради меня на риск, но каждый день приходит и уходит по собственной воле? – Я сплюнула на камни. – Я ведь рабыня, и мне вовсе не жаль, что я не угодила своим хозяевам!
Танцовщица долго молчала, видимо обдумывая мои слова. Они были исполнены гордыни, но, кроме гордыни, у меня ведь ничего не было. Все остальное у меня отняли, меня постоянно обкрадывали.
Наконец она заговорила:
– Я тебе не хозяйка. Как и Федеро… и даже госпожа Тирей.
Глубоко вздохнув, я постаралась успокоиться и не показывать жала, которое пряталось в моей душе.
– Да, мой хозяин – Управляющий. А вы с Федеро подтверждаете его права!
– Девочка, ты ничего не знаешь.
– Да, не знаю. – Я посмотрела на лежащую внизу улицу. Неужели сегодня Танцовщица позволит мне спуститься туда, в город? Боясь, что следующие слова лишат меня единственной возможности убежать, я сказала:
– Я не буду принадлежать ни ему… ни тебе!
Танцовщица взяла меня за руку, в которой я до сих пор сжимала черный лоскут.