Это доказывает, скажем, знаменитая история любви, в которой по библейскому сюжету оказались замешаны жена вельможи Потифара и красавец Иосиф, сын Яакова.
Проданный своими братьями в рабство и оказавшись в Египте, Иосиф не позволил себе ответить на воспылавшее чувство замужней женщины, тем более – жены своего хозяина. Как известно, отвергнутая вельможная дама, испугавшись, что Иосиф расскажет о происшедшем ее мужу, жестоко оклеветала объект своей страсти и добилась того, чтобы молодого раба-еврея бросили в темницу.
«…И обратила взоры на Йосефа жена господина его и сказала: ляг со мною.
Но он отказался и сказал жене господина своего: вот, господин мой не знает при мне ничего в доме, и в доме сем; и он не запретил мне ничего, кроме тебя, потому что ты жена ему; как же сделаю я сие великое зло и согрешу перед Богом?
…И случилось в один день, что он вошел в дом делать дело свое, а никого из домашних тут в доме не было. Она схватила его за одежду и сказала: ложись со мною. Но он, оставив одежду свою в руках ее, побежал и выбежал вон…»
Комментаторы, анализируя эту сцену, отмечают, что Иосиф не был безгрешен – очевидно, он на какое-то мгновение потянулся к жене Потифара, оказался рядом с ней, и за этот грех оказался в тюрьме. Действительно, не окажись у женщины в руках одежды Иосифа, и обвинение было бы совершенно безосновательным. Но именно за то, что он в итоге сумел преодолеть греховный соблазн, решил следовать тем моральным нормам, которые были ему привиты с детства в доме отца, и оттолкнул жену своего хозяина, его и ожидала высшая награда в конце пути. Иосиф, как известно, стал правителем Египта, вторым после фараона человеком в стране.
Поступок Иосифа предстает в совершенно особом свете с учетом примечания о том, что он отличался необычайно сексуальной натурой и постоянно желал близости с женщиной.
Еврейские мудрецы говорят, что на том свете человека, совершившего при жизни грех прелюбодеяния, спросят, как он решился на такое. И если он в оправдание скажет, что не сумел обуздать свою чувственность, Свыше прозвучит сакраментальное: «Неужели ты был более похотлив, чем Иосиф?»
А вот, что говорит по поводу «любви-нелюбви» талмудический трактат «Пиркей авот» («Поучения отцов»):
«Всякая любовь, если она зависит от обстоятельств, преходяща: изменились обстоятельства – любовь исчезает. Но если любовь бескорыстна, она не исчезает никогда…».
Впрочем, об этом говорится не только в «Пиркей Авот», но и в других трудах еврейских раввинов древности и наших дней: подлинная любовь основана на принципе не получения, а отдачи человеком своему партнеру и физических, и духовных сил. Она возникает тогда, когда один супруг в буквальном и переносном смысле этих слов «вкладывает» эти силы в своего спутника жизни. И так как сама природа человека эгоистична, – то есть больше всего он любит самого себя и плоды своих рук, – то в этом случае и возникают понятия «моя женщина» или «мой мужчина»: «мое» – потому, что столько вложено в этого человека, столько плохого и хорошего пережито вместе с ним, что он стал действительно частью меня самого. И вот это-то ощущение неотделимости своего спутника жизни от самого себя, стремление сделать его счастливым и является, с еврейской точки зрения, подлинной любовью.
Правда, повторим, духовный элемент значит в таких отношениях всегда больше, чем физический и материальный, а понятие духовности неотделимо у евреев от понятия Бога. Не случайно покойный Любавичский ребе, один из величайших духовных учителей еврейского народа XX века писал:
«То, что мы называем любовью, на самом деле является поисками Бога».
В связи с этим на всех еврейских свадьбах произносится традиционный тост, в котором жениху и невесте напоминают о потаенном смысле обряда бракосочетания. Дело в том, что в еврейских словах, обозначающих мужчину и женщину, мужа и жену – «иш» и «иша» – есть две общие буквы «алеф» и «шин». В слове «иш» – мужчина – есть дополнительная буква «י» (десятая буква ивритского алфавита, называемая «йуд» и приблизительно соответствующая русской букве «й»), а в слове «иша» – «женщина» – дополнительная буква «ה» (пятая буква ивритского алфавита, соответствующая фрикативному, «украинскому» «г», в транскрипции обычно обозначаемая латинской буквой «h» и звучащая на иврите как «hей»). Вместе эти две буквы образуют сочетание «йуд-hэй», обозначающее одно из самых сокровенных имен Бога. Если соединить эти два слова, а затем «убрать» из них имя Бога, то останутся только две общие буквы, образующие слово «эш» – огонь. Это означает, что союз мужчины и женщины без Бога, без элемента духовности построен лишь на огне страсти, который пожирает их и, в конце концов, уничтожит их брак, после чего угаснет сам собой. Но тот же огонь страсти, озаренный именем Всевышнего, сделает их жизнь по-настоящему наполненной и счастливой.
Еще одно доказательство Божественной природы любви еврейская традиция видит в гематрии слова אהבה («аhава» – «любовь»).
Дело в том, что, согласно иудаизму, каждой букве ивритского алфавита соответствует определенное число (первой букве «алеф» – число 1, второй букве «бет» – число 2, третьей букве «гимел» – число 3 и т. д.). Сумма числовых значений букв, составляющих то или иное слово и называется гематрией, в которой, как правило, ищется некий мистический смысл. Гематрия слова «אהבה» равна 13 (числовое значение первой буквы этого слова «алеф» равно 1, второй – «hей» – равно 5, третьей «бет» – 2, четвертой – «hей» – 5, в сумме – 13). Но любовь всегда соединяет два любящих сердца, а сумме гематрий двух слова «аhава» составляет 26. Но 26 – это гематрия самого сокровенного четырехбуквенного имени Бога (греки называли его Тетраграммоном), состоящего из букв «йуд»– «hей» – «вав»-«hей», и отсюда, как пишет рав Бенджамин Блех в книге «Секреты еврейских слов», следует, что «когда двух людей объединяет любовь, Бог удостаивает их своим присутствием».
Из этих взглядов и берет свое начало воспринятый позднее и остальным человечеством постулат о вторичности интимной близости по отношению к духовной. И – как следствие – получение высшего наслаждения лишь при слиянии с человеком, без которого ты просто не мыслишь себе свою жизнь.
(Любопытно, что неразрывность сексуального и духовного влечений была настолько укоренена в сознании каждого еврея, что отразилась даже в знаменитом «Кодексе половой морали пролетариата», составленного Залкиндом.)
Мысль о том, что брак, рождение детей являются одним из главных, если не самым главным предназначением человека и что сексуальная жизнь возможна только в браке и никак не вне него, внушалась еврейским мальчикам и девочкам в самом раннем детстве.
«И познал Адам Хаву, жену свою», – читал нараспев меламед («учитель») в хедере мальчикам первую главу Торы. И тут же останавливался и пояснял: «Почему сказано «Хаву, жену свою», а не просто «и познал Адам Хаву»? Потому что мужчина должен познавать только жену свою и, наоборот – мужчина имеет право познать женщину только после того, как она стала его женой. Так Святой, да будет благословен Он, говорит нам, что мужчина и женщина могут жить друг с другом только в освященном Им браке».
Нужно ли после этого говорить о том, что все связанное с браком и интимной близостью между супругами связано у евреев с массой обычаев и традиций, многие из которых тщательно соблюдаются до сих пор?
Еврейское сватовство: как это делалось в древности и как происходит в наши дни
Как уже было сказано выше, фундаментальный еврейский принцип гласит, что не брак является следствием любви, но подлинная любовь рождается в браке. А это, в свою очередь, означает, что будущим супругам вовсе не обязательно быть сколько-нибудь долго знакомыми до свадьбы – главное, так подобрать пару, чтобы юноша и девушка как можно лучше подходили друг другу. Такой подход диктовался и самим образом жизни евреев на протяжении столетий: еврейские юноши с детства большую часть своего времени проводили в ешивах за изучением Торы, а девушки росли под пристальным присмотром родителей, с первых лет своей жизни впитывая мысль о том, что главное достоинство еврейской женщины – это скромность, как в одежде, так и в поведении. И, разумеется, девушку всячески ограждали от встречи с мужчинами, так как и религиозные законы, и общественные понятия требовали, чтобы ее первым (и в идеале – последним) мужчиной был ее муж.