– Ну так о чем ты хотел поговорить со мной, Луций Корнелий? – вздохнув, произнес наконец Цезарь.
Так он давал понять, что считает Суллу невиновным, что бы он ни думал о поведении своей дочери. И еще этим он хотел подчеркнуть, что больше не намерен говорить о дочери. Сулла, который подумывал предъявить письма Юлиллы, решил этого не делать.
Его первоначальная цель прихода к Цезарю казалась теперь очень далекой, почти нереальной. Но Сулла распрямил плечи, поднялся со скамьи, пересел в кресло клиента у стола Цезаря – и принял вид клиента.
– Клитумна, – сказал он. – Я хотел поговорить с тобой о ней. Может быть, о Клитумне следовало бы побеседовать с твоей супругой. Но лучше всего, конечно, сначала поговорить с тобой, Гай Юлий. Она совершенно не похожа на себя. Ну, об этом ты знаешь. Подавлена… Все время плачет… Ничем не интересуется. Такое поведение я не назвал бы нормальным. Даже если учесть постигшее нас горе. И я не знаю, что делать. – Он набрал в легкие побольше воздуха. – Я многим обязан ей, Гай Юлий. Да, она бедная, глупая, простая женщина, она не является украшением округи. Но она была добра ко мне. Она хорошо относилась к моему отцу, хорошо относилась ко мне. И я не знаю, чем ей помочь.
Цезарь сидел откинувшись на спинку стула. Что-то в этой просьбе вызывало у него недоверие. В словах Суллы он не сомневался – он и сам видел Клитумну и часто слышал от Марции о ней. Нет, смущало его то, что Сулла пришел к нему за советом. Это не в характере Суллы, подумал Цезарь, который крепко сомневался в том, что Сулла не знает, как обращаться со своей мачехой, которая к тому же, как утверждала старая добрая палатинская сплетня, была его любовницей. Но заговорить об этом с гостем Гай Юлий не решался. Нежелание Цезаря верить грязным слухам нельзя было объяснить наивностью. Скорее, это была брезгливость, которая определяла его собственное поведение и отражалась на его вере в поведение других. Доказательства – это одно, а слухи – совсем другое. Но несмотря на все это, было что-то глубоко неискреннее в сегодняшнем поведении Суллы.
И вдруг Цезарь нашел ответ. Ни мгновения не думал он, что между Суллой и его младшей дочерью что-то было. Но для мужчины с характером Суллы упасть в обморок при виде истощенной девушки – невероятно! Потом – эта история с венком. Конечно, Цезарь понимал важность этого. Вероятно, они встречались очень мало и главным образом мимоходом. Но, решил Цезарь, между ними определенно что-то произошло. Не мелочь, не что-то дешевое, не мимолетное. Было – нечто. Нечто, за чем надо пристально проследить. Если между ними существует сильная привязанность – дело плохо. Юлилла должна выйти за человека, способного высоко держать голову в тех кругах, к которым принадлежал Цезарь.
Пока Цезарь обдумывал все это, Сулла тоже откинулся на спинку стула и дивился: что же сейчас происходит в голове Цезаря? Из-за Юлиллы беседа не пошла по заготовленному плану, даже отдаленно не соответствовала ему. Как он мог так себя не контролировать? Обморок! Он, Луций Корнелий Сулла! Выдал себя с головой! «Я показал себя уязвимым перед Гаем Юлием Цезарем, – подумал Сулла, – и мне это совсем не нравится».
– А у тебя есть какие-нибудь варианты? – спросил Цезарь.
Сулла нахмурился:
– Ну, у нее имеется вилла в Цирцеях. Я подумал, было бы неплохо, если бы удалось уговорить ее побыть там некоторое время, – ответил он.
– Зачем же тебе мой совет?
Сулла еще больше нахмурился. Он увидел перед собой пропасть и решил прыгнуть в нее.
– Ты прав, Гай Юлий. Зачем мне твой совет? Правда в том, что я попал между Сциллой и Харибдой. Я надеялся, что ты протянешь мне весло и спасешь меня.
– Каким образом я могу тебя спасти? Что ты имеешь в виду?
– Я думаю, что Клитумна вполне способна покончить с собой, – сказал Сулла.
– О-о-о…
– Как мне предотвратить подобное несчастье? Вот проблема! Я мужчина, а после смерти Никополис ни в доме, ни среди родни Клитумны не осталось ни одной женщины. Даже среди служанок нет такой, к которой она была бы привязана. А женская дружба могла бы ей помочь! – Сулла наклонился вперед, увлекшись придуманной темой. – Сейчас Рим не место для нее, Гай Юлий! Но как я могу послать ее в Цирцеи без женщины, на которую можно положиться? Сейчас она не хочет меня видеть. Кроме того, у меня в Риме дела. Вот я и подумал: не согласится ли твоя супруга сопроводить Клитумну в Цирцеи и побыть там с ней несколько недель? Такое ее настроение продлится недолго, я уверен. Просто в данный момент она меня беспокоит. Вилла очень удобная, а Цирцеи – хороший город для здоровья в любое время года. И твоей жене тоже будет полезно подышать морским воздухом.
Цезарь явно расслабился, словно огромный груз вдруг свалился с его плеч.
– Понимаю, Луций Корнелий, понимаю. И понимаю лучше, чем ты думаешь. Моя жена действительно в последнее время стала для Клитумны важным человеком. К сожалению, я не могу отпустить ее. Ты видел Юлиллу. Тебе можно не объяснять, насколько ужасно наше положение. Моя жена нужна дома. Да и она не согласится…
Сулла оживился:
– А почему бы и Юлилле не поехать с ними в Цирцеи? Перемена обстановки может хорошо повлиять на нее!
Но Цезарь покачал головой:
– Нет, Луций Корнелий, боюсь, об этом не может быть и речи. Сам я до весны должен оставаться в Риме. Я не могу одобрить отъезд моей жены и дочери из Рима, если меня не будет с ними. Не потому, что я эгоист и отказываю им в удовольствии. Но я буду беспокоиться о них все то время, пока они далеко. Если бы Юлилла была здорова – другое дело. А так – нет.
– Я понимаю, Гай Юлий, и сочувствую тебе. – Сулла поднялся, чтобы уйти.
– Отправь Клитумну в Цирцеи, Луций Корнелий. С ней все будет хорошо. – Цезарь проводил гостя до выхода и сам открыл дверь.
– Благодарю тебя за то, что выдержал мою глупость, – сказал Сулла.
– Это было нетрудно. На самом деле я очень рад твоему визиту. Думаю, теперь я смогу справиться со своей дочерью. И признаюсь, ты мне еще больше понравился после событий этого утра, Луций Корнелий. Держи меня в курсе относительно Клитумны. – И, улыбнувшись, Цезарь протянул руку.
Как только дверь за Суллой закрылась, Цезарь сразу же направился к Юлилле. Та была в гостиной матери. Положив голову на руки, она безутешно рыдала. Когда Цезарь появился в дверях, Марция поднялась, приложив палец к губам. Вместе они вышли, оставив дочь плачущей.
– Гай Юлий, это ужасно, – сказала Марция сквозь зубы.
– Интересно, встречались ли они?
Смуглое лицо Марции вспыхнуло. Она с такой яростью замотала головой, что шпильки посыпались из ее аккуратно уложенных волос и пучок, наполовину распустившийся, свободно повис на затылке.
– Нет, они не встречались! Какой стыд! Какое унижение! – воскликнула она, ломая руки.
Цезарь рук не ломал, но кулаки сжал:
– Успокойся, жена, успокойся! Не так все плохо. Не хватало еще, чтобы ты заболела. А теперь расскажи мне все.
– Какой обман! Какая бестактность!
– Успокойся. Начни с начала.
– Он совершенно в этом не виноват. Это все она! Наша дочь, Гай Юлий, все эти два года позорила себя и свою семью… навязывала себя человеку, который не только не достоин вытереть грязь с ее обуви, но даже и не хочет ее! И более того, Гай Юлий, более того! Она пыталась привлечь его внимание голодовкой и таким способом возложить на него ответственность за то, к чему он не имеет отношения. Письма, Гай Юлий! Ее служанка отнесла ему сотни писем, в которых Сулла обвиняется в равнодушии и пренебрежении. Виня его в своей болезни, моля его о любви, наша дочь как сука стелилась перед ним!
Из глаз Марции хлынули слезы. Это были слезы разочарования, бешеной ярости.
– Успокойся, – повторил Цезарь. – Подожди, Марция, поплакать можешь потом. Я должен поговорить с Юлиллой, и ты должна мне помочь.
Марция вытерла слезы, и вместе они вернулись в гостиную.