– Ты почему здесь? Мне Демидов нужен! Где он?
– Ваше сиятельство, батюшка, пропал демидовский сынок, ой, пропал! Не сносить мне головы!
– Вставай, дурак! – Потемкин ткнул ногой в бок управителя. – Как так пропал? Где это слыхано, чтобы в Санкт-Петербурге пропал гвардеец? Найти, живо отыскать!
– Ума не приложу, где искать! – взмолился Данилов.
Потемкин запахнул халат, прошелся по комнате. В руках его был длинный черешневый чубук, он затянулся и пустил клубы дыма. Управитель не поднимался с колен. Его беспомощный, растерянный вид разжалобил князя.
– Скажи, борода, за кем Демидов волочился? – улыбаясь, спросил он.
– Дядька сказывал, к монашке приставал…
– О! – удивленно поднял брови Потемкин. – В монастырский курятник забрался сержант. Эх ты, чумазый, вот где надо искать господина сержанта. Живо! Квартальному наказать!
В Новодевичьем монастыре в ту пору поднялся переполох, ударили в набат. Подоспевший к обители Данилов и квартальный диву дались: ни дыма, ни огня. Стало быть, не пожар. Бросились в покои к игуменье Наталии.
– Что стряслось в обители, матушка? – смиренно стали допытываться они. – Ни огня, ни дыма, а набат?
– Ах, голубчики, отцы вы наши! Несчастье совершилось. От века тут подобного не слыхано. В инокиню Катерину бес вселился!
– Не может этого быть, матушка! – поразился квартальный. – В моем околотке да такое… Нет, тут что-то не то, матушка. Бес?..
– Истинно бес! – гневно выкрикнула игуменья. – Судите сами, отцы мои, девица Катерина – сестра поручика Свистунова – мужчиной оказалась!
– Неужели? Господи, да что градоначальник скажет! – завопил в свою очередь квартальный.
– Верно, бес… Он все! Он – враг рода человеческого! Такая девица богомольная, почтительная была – и вдруг… Ах, господи, мы ее с инокиней Еленой в одной келье держали!..
– Да где же этот бес? – просияв, спросил Данилов.
– А там, на колокольне, заперли его. А он, проклятый, в набат! На всю столицу теперь на обитель поношение.
– Благослови, матушка! – Квартальный и управитель бросились к звоннице.
Самая храбрая из инокинь отперла им железную дверь, а другие монашки шарахнулись в сторону. Лица побледнели у них, глаза испуганные. Вот-вот из двери выбежит бес…
Одна Аленушка тихо стояла в отдалении и молчала.
Квартальный вызвал будочника, и тот, погромыхивая алебардой, полез вверх. За ним, опасливо озираясь, стали подниматься Данилов и квартальный. В звоннице было темно, только гул набата, ударяясь о каменные стены, стал гуще, казалось, сверху бросали камни.
– А что, если и в самом деле бес завелся в околотке? – беспокойно закрестился квартальный.
Набат вдруг стих, и сверху раздался крик.
– Эй, кто там? – закричал квартальный.
– Здесь бес, ваше благородие. Тут он! – отозвался будочник. – Держу!
– Давай вниз!
– Да он и сам идет!
По лестнице раздались шаги, и в полумрак притвора спустились двое. Данилов взглянул в лицо монашенки и заорал от радости:
– Николай Никитич, да вы ли это?
Демидов поморщился и нехотя отозвался:
– Не видишь, что ли, грехи замаливал!
Управитель и квартальный бережно усадили Николеньку в карету и покатили. Рядом с ним поместили Филатку.
– Ты его упустил, ты его и стереги! – пригрозил управитель.
Николенька и не думал бежать. Ехал он молча, хмурился. Дьячок вертелся, пыхтел, никак не мог угомониться. Распирало любопытство.
– Ну чего юлой вертишься? – сердито спросил Демидов. – Или блох нахватал в трактире?
Филатка пытливо посмотрел в лицо Николеньки и лукаво спросил:
– Скажи, батюшка, по совести, выгорело ли задуманное?
– Вот о том и горюю, что шуму много, а дела ни на грош! – с обидой отозвался он и отвалился в угол кареты.
Дьячок укоризненно покачал головой:
– Эх, батюшка, ну и простак ты по всем статьям! Где это видано: в курятнике побывать и вернуться без пушинки в зубах! А хлопот, хлопот сколько, и все зря… Э-хе-хе, промазали, господин мой хороший!
7
Вернувшись домой, Николенька нашел на столе большой синий пакет. Он поспешно вскрыл его и прочел предписание немедленно явиться на прием к светлейшему князю Потемкину. Демидов изрядно струсил.
«Ну, будет головомойка за озорство в женской обители!» – со страхом подумал он. Всем был известен необузданный нрав светлейшего. Особенно опасно было попасть под руку разгневанного всесильного вельможи. Николеньке оставалось одно – покориться участи. Он тщательно натянул новенькие лосины, надел в талию сшитый мундир и долго, внимательно разглядывал себя в зеркало. Подле него вертелся Данилов. Он чутьем догадывался о тревоге Николеньки, а самого в это время подмывала радость.
«Вот когда остепенится! Григорий Александрович прижмет хвост, не посмотрит, что демидовский корень!» – утешал себя управитель.
С важным, степенным видом он проводил гвардии сержанта до кареты. Стоя на ступеньке крыльца, Данилов с особым упоением прокричал кучеру:
– Гони к светлейшему.
На сей раз выезд обошелся без дядьки. Огорченный Филатка псом вертелся подле управителя, умильно заглядывая ему в глаза:
– Как там он обойдется без меня, Павел Данилович? Глядишь, и присоветовал бы Николаю Никитичу, какое словцо к месту сказать, направил бы его на добрую стезю.
– Ну, это и без тебя светлейший похлеще сделает!. Непременно пустит по прямой стезе! – насмешливо сказал управитель. – Ты вот что, лучше подале от меня уходи, а то сердце мое кипит. Сам тебе стезю покажу!
Пугливо озираясь, дьячок юркнул в прохладную прихожую. Данилов сладко зевнул и торопливо перекрестил рот:
– Помоги, Господи, избавиться от суеты и беспокойств!..
Между тем Николенька подъехал к дворцу. С трепетом он вступил в разубранные чертоги князя. В приемной, устланной пушистыми коврами, сверкающей залами, золоченой мебелью, толпилось много одетых в парадную форму генералов, важных, в атласных камзолах вельмож. Все они разговаривали вполголоса, с плохо скрываемым беспокойством поглядывая на высокую, изукрашенную бронзой дверь. Никто из них не обратил внимания на скромного сержанта, пробиравшегося в угол.
В приемную торопливо вышел адъютант, краснощекий гвардеец; его мгновенно окружили.
– Светлейший в духе? – приглушенным голосом, косясь на дверь, спросил толстоносый генерал. – Опять хандрит? Ах, боже мой, когда нам солнышко блеснет!
Адъютант поднял голову и торжественно объявил:
– Светлейший изволит сейчас выйти!
В ту же минуту два арапа бесшумно распахнули дверь. Из анфилады раззолоченных покоев величественно, медленно приближался знакомый гигант в лиловом, шитом золотом мундире, усыпанном звездами. Говорок сразу стих, и установилась глубокая тишина. Николенька услышал учащенные удары своего сердца. Грузные шаги раздались совсем близко. Все в приемной склонились в глубоком, почтительном поклоне и с замиранием сердца ждали.
С холодным, строгим лицом, никого не замечая, Потемкин вышел на середину зала. Неуловимый трепет прошел среди ожидающих. Николенька стоял в тени, за спинами вельмож, чувствуя, что у него от страха холодеют руки. Каким маленьким и незаметным показался он себе в эту минуту! Разве до него сейчас князю среди такого блистательного общества?
Светлейший остановил свое единственное око на молоденьком адъютанте, улыбнулся чему-то и вдруг громко сказал:
– Гвардии сержанта Демидова сюда!
Все вздрогнули, удивленно взглянули на юнца с темным пушком на губе. Давно ли он носит форму, а между тем… Потемкин равнодушно повернулся ко всем спиной и, тяжело ступая, пошел в апартаменты. Адъютант предложил Демидову следовать за князем.
«Теперь пропал!» – твердо решил Николенька и безмолвно пошел за Потемкиным.
Бледный сержант проследовал за князем через ряд роскошных покоев. Потемкин безмолвствовал, и это еще больше усиливало тревогу Демидова.