Нетрудно понять, сколько разговоров вызвало это событие в студенческом квартале и как я был рад встрече с моим прославленным соотечественником. В то же утро мне было суждено самому познакомиться с донкихотской стороной его натуры. Мы проходили мимо мастерской одного молодого французского художника, чьи картины я давно уже обещал посмотреть, и теперь, в полном согласии с обычаями Латинского квартала, я пригласил Пинкертона пойти к нему вместе со мной. В те времена среди моих товарищей попадались крайне неприятные личности. Настоящие художники Парижа почти всегда вызывали мое горячее восхищение и уважение, но добрая половина студентов оставляла желать много лучшего – настолько, что я часто недоумевал, откуда берутся хорошие художники и куда деваются буяны-студенты. Подобная же тайна окутывает промежуточные ступени медицинского образования и, наверное, не раз ставила в тупик даже самых ненаблюдательных людей. Во всяком случае, субъект, к которому я привел Пинкертона, был одним из самых мерзких пьяниц квартала. Он предложил нам полюбоваться огромным полотном, на котором был изображен святой Стефан: мученик лежал в луже крови на дне пересохшего водоема, а толпа иудеев в синих, зеленых и желтых одеждах побивала его – судя по изображению – сдобными булочками. Пока мы смотрели на это творение, хозяин развлекал нас рассказом о недавнем эпизоде из собственной биографии, в котором он, как ему представлялось, играл героическую роль. Я принадлежу к тем американцам-космополитам, которые принимают мир (и на родине и за границей) таким, каков он есть, и предпочитают оставаться зрителями, однако даже я слушал эту историю с плохо скрываемым отвращением, как вдруг почувствовал, что меня отчаянно тянут за рукав.
– Он говорит, что спустил ее с лестницы? – спросил Пинкертон, побелев, как святой Стефан.
– Да, – ответил я. – Свою любовницу, которая ему надоела. А потом стал швырять в нее камнями. Возможно, именно это и подсказало ему сюжет его картины. Он только что привел убедительнейший довод – она была так стара, что годилась ему в матери.
Пинкертон издал странный звук, похожий на всхлипывание.
– Скажите ему, – пробормотал он, задыхаясь, – а то я не говорю по-французски, хотя кое-что понимаю… Так скажите ему, что я сейчас вздую его.
– Ради бога, воздержитесь! – вскричал я. – Они тут этого не понимают!
– И я попытался увести его.
– Ну, хотя бы скажите ему, что мы о нем думаем. Дайте я ему выскажу, что о нем думает честный американец.
– Предоставьте это мне, – сказал я, выталкивая Пинкертона за дверь.
– Qu'est ce qu'il a?[9] – спросил студент.
– Monsieur se sent mal au coeur d'avoir trop regarder votre croute,[10] – ответил я и ретировался вслед за Пинкертоном.
– Что вы ему сказали? – осведомился тот.
Сноски
1
Здравствуйте, принц! Не выпьете ли стакан пива? (франц.).
2
Трампы – грузовые суда, плавающие не по определенным линиям, а в зависимости от полученного фрахта.
3
Сейчас время выпить (франц.).
4
Международный кружок (франц.).
5
Баратрия – умышленное уничтожение застрахованного имущества с целью получить страховую сумму.
6
Маскегон – штат вымышленный.
7
Оливер и Чарли Бейтс – действующие лица романа Диккенса «Оливер Твист». Под «академией» подразумевается воровской притон.
8
«Дядя Сэм» (франц.).
9
Что с ним? (фран.).
10
Он слишком долго смотрел на вашу мазню, и его затошнило (франц.).