Мы обнялись и зарыдали, как трехлетние дети.
— Не хочу, чтобы тебя посадили, — всхлипывала она. — Хочу, чтобы ты жил с нами.
— Тогда не говори никому, ладно? Обещаешь? Иди к себе в комнату и притворись, будто ничего не видела и не слышала.
Она печально кивнула.
— Но если надо будет сказать правду, чтобы спасти Стива, я скажу, — предупредила она. — Если врачам надо будет знать, кто его укусил, чтобы спасти ему жизнь, я не буду врать. Договорились?
— Договорились, — согласился я.
Она пошла к двери, но посреди комнаты остановилась, вернулась назад и поцеловала меня в лоб.
— Даррен, я тебя люблю, — сказала она. — Но все равно только дурак мог притащить домой паучиху, и если Стив умрет, я буду считать, что виноват ты, — закончила она и с рыданиями выбежала из комнаты.
Я немного посидел рядом со Стивом, держа его за руку и умоляя очнуться. Но он по-прежнему даже не моргал. Наконец я понял, что ждать нечего, открыл окно (вроде как это с улицы что-то влетело и его укусило), глубоко вздохнул и бросился из комнаты, отчаянно вопя:
— Мама! Мама!
ГЛАВА 22
Санитары «скорой помощи» спросили маму, нет ли у Стива диабета, не страдает ли он от эпилепсии. Она сказала, что не знает, но вряд ли. Они спросили об аллергии и еще о чем-то, но мама объяснила им, что она не мать Стива и понятия не имеет, чем он болел.
Я думал, мы поедем с ним на «скорой», но санитары сказали: места на всех не хватит. Они записали имя матери Стива и их телефон, попытались дозвониться, но ее не оказалось дома. Медсестра попросила маму поехать за ними в больницу и заполнить все документы, насколько сможет. Мама согласилась, и мы все трое пошли к машине. Папа еще не вернулся с работы, но мама позвонила ему на сотовый и все объяснила. Он сказал, что приедет прямо в больницу.
Поездка оказалась нелегкой. Я сидел на заднем сиденье и старался не смотреть Энни в глаза. Я должен был сказать правду, но боялся. А хуже всего то, что я знал: если бы в коме лежал я, Стив бы сразу во всем признался.
— Что там стряслось? — спросила мама.
Она старалась ехать как можно быстрее, но не нарушая правил, и не могла повернуться и посмотреть на меня. Это было хорошо: я не смог бы врать ей в глаза.
— Не знаю, — сказал я. — Мы болтали, потом я захотел в туалет и вышел. А когда вернулся…
— Значит, ты ничего не видел?
— Нет, — соврал я, чувствуя, как у меня горят уши.
— Не понимаю; — пробормотала мама. — Он был такой неподвижный и кожа синяя. Я сначала подумала: он умер.
— Его, наверное, кто-то укусил, — встряла Энни.
Я чуть не толкнул ее локтем в бок, но в последнюю секунду решил, что она, наверное, помнит про обещание.
— Укусил? — удивилась мама.
— У него на шее были следы, — сказала Энни.
— Да, я их тоже заметила. Но, думаю, они тут ни при чем, крошка.
— Почему? Что, если змея или… паук пробрался и укусил его… — Она поглядела на меня и слегка покраснела: вспомнила, что обещала не говорить.
— Паук? — Мама покачала головой. — Что ты, детка, люди не впадают в кому от укуса паука, по крайней мере, в нашем климате.
— Тогда что же с ним случилось? — не унималась Энни.