Его выгнали на улицу, загнали в фургон, где какие-то ошалевшие малолетки были, люди в халатах, усатый командир. Отпустили.
Так! Выворачивай карманы! хоркнул лейтенант. Доставай давай, что там есть у тебя! И паспорт!
Илья пожал плечами. Сунул руку в карман выудил ключи от дома. Кошелек. Мягкое что-то Дробное. Достал, сощурился.
Это
Так, Павел Филиппович. Глядите, что у нас.
Черный пакетик. Завернуто в него что-то. Илья еще не хотел понимать, что.
На стол кладите. Клади на стол! приказал усатый. Это что?
Это не мое!
Так, пинцетик есть у кого? И понятые нам нужны. Понятых давай, Петя, велел лейтенанту командир.
А вот ребята сидят, давайте их припряжем, чего далеко ходить, Павел Филиппыч? курчавый Петя кивнул на ошалевших.
Ну Молодежь! Есть тут паспорта у кого? А ты присаживайся, присаживайся, не торопись, усатый зажурчал Илье. Куда тебе спешить
Ну Молодежь! Есть тут паспорта у кого? А ты присаживайся, присаживайся, не торопись, усатый зажурчал Илье. Куда тебе спешить
Это не мое!
Он уже понимал, но еще не мог поверить, протестовал, но не мог говорить, его как будто пичкали, наталкивали ему в рот густой безвкусной овсянки, заставляли глотать и еще пихали в глотку, он давился этими их словами, давился своей беспомощностью, дергался, топ в зыбучем, а они пока что быстро делали свою работу привычную, механическую.
Так. Раскрываем.
Расшелушили черный тонкий целлофан, а в нем маленькие на пластиковых застежках пакетики-кармашки с мукой.
О как. Расфасовано уже. Подготовлено к продаже, значит. Ну, считаем. Так, молодежь, при вас все! Один, два, три
Понятые тяжко ворочали белками глаз, послушно следили за тем, как лейтенант перекладывал пинцетом пакетики с порошком на весы. Не спорили: Илье на весы накладывали, а с их весов сгружали. Каждый за себя.
Мне подбросили! Это он подбросил! наконец сглотнул овсянку Илья. Что там?! Что в пакетиках?!
А это мы сейчас у специалистов спросим.
Что там было, Илья потом узнал: жизнь его, перетертая в порошок, вот что. Статья двести двадцать восьмая, точка один. Приготовление к сбыту наркотических веществ. Кокаин.
Так! Понятые. Расписываемся. Петр! Вещдок аккуратненько убираем. Там пальчики его, не потри случайно. Все, давай бойцов сюда.
Это не мое! Почему меня не освидетельствуют?! У вас же вот тут врачи! Пускай анализы возьмут! Пускай кровь у меня возьмут! Я чистый!
Потом возьмут, не переживайте так, пообещал ему усатый. Мы же и сами видим, что вы в норме. Но только это не имеет значения. Вы, дилеры, вы же тут на работе, при исполнении, так сказать? Вам холодный ум нужен. И чистые руки! Совсем как нам. Все, Петя, давай его, у нас там еще невпроворот! он своими толстыми пальцами, голосом своим толстым взял и умял Илью в воронку мясорубки, в лоток для мяса, заправил нежно и надежно его, вырывающегося и пищащего, в спираль мясорубочного шнека, а Петя-лейтенант крутанул ручку.
Когда вели к машине, Петя тянул заломленные Илюшины руки повыше. И разговаривал сам с собой.
Вот так тебе, паскуда. Вот так тебе, уебок. Семь лет тебе впаяют, щенку. Погреешь нары, ума наберешься. Будешь знать, как связываться. На зоне людям расскажешь, у кого какие права.
Суд будет! На суде ничего не докажешь! Я чистый! Я никогда наркотиков не употреблял! И не делал никогда! сам с собой разговаривал Илья.
Но судье не нужно было всего этого знать. Ей другого хватило: шести пакетиков по два грамма, черной обертки с отпечатками пальцев, показаний понятых и курчавого лейтенанта. Младшего лейтенанта Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Хазина Петра Юрьевича. Имя мама через адвокатов из дела уточнила. Адвокаты говорили: занесите, подумают. Но маме нечего было заносить.
Насчет семи лет лейтенант точно угадал.
Сука! кричал ему Илья шепотом через слезы, когда оглашали приговор; и когда кассационную жалобу отклонили. Сссука-а.
Хазин на суде не появился: Илья ему больше не был интересен, служба шла дальше. Судья справилась и без него. Все делали план.
Разобрались быстро, и поехал в Соликамск.