Она ждет, что Виктор заговорит о Десмонде. Он видит это по ее лицу, по напряженным плечам и по тому, как она переминает пальцами корочки на другой руке. Она готова к этому. Но вместо этого Виктор пододвигает к ней кружку горячий шоколад, а не кофе, который так не понравился ей вчера, и разворачивает булочки. Протягивает одну Ивонне, та благодарит и скрывается за дверью.
Инара сводит брови, по-птичьи вытягивает голову, изучая содержимое.
В булочной заворачивают выпечку в фольгу?
Булочная в лице моей мамы.
Мама заворачивает вам завтраки? Ее губы растягиваются в недоверчивой улыбке. Может, она вам и обеды в контейнерах дает?
Даже кладет записку с пожеланиями верных решений, Виктор лжет, не моргнув и глазом, и Инара собирает губы, чтобы улыбка не стала еще шире. Но вам такое незнакомо, ведь так? продолжает он чуть мягче.
Было один раз, поправляет она, и в этот раз нет и намека на улыбку. Парочка из дома напротив проводила меня на вокзал, помните? Жена завернула мне обед, и в пакете была записка. Писали, как рады были познакомиться со мной, как будут скучать. Там был их номер, и они просили позвонить, когда я доберусь, чтобы они знали, что со мной все хорошо. Чтобы звонила, когда захочу, просто поговорить. И на прощание крепко обнимали меня. И даже малыш что-то накарябал карандашом.
Но вы так и не позвонили?
Один раз, отвечает Инара чуть ли не шепотом, водя пальцем вдоль порезов и швов. Когда приехала на вокзал, позвонила сказать, что добралась. Они попросили к телефону бабушку, но я сказала, что она расплачивается с таксистом. Они повторили, чтобы я звонила, когда бы мне ни захотелось. Я стояла у вокзала, дожидаясь такси, и смотрела на этот клочок бумаги. А потом выбросила его.
Почему?
Потому что, сохранив его, призналась бы в собственной слабости, Инара выпрямляется, скрещивает ноги и облокачивается о стол. У вас складывается обо мне странное впечатление, как о потерянном ребенке. Словно меня швырнули на обочину, как пакет с мусором или сбитую собаку. Но дети вроде меня ошибочно считать их потерянными. Возможно, нас единственных это никогда не коснется. Мы всегда точно знаем, где мы и куда можем двинуться. И куда не можем.
Виктор качает головой. У него нет желания спорить, но и согласиться он не может.
Почему подруги в Нью-Йорке не сообщили о вашем исчезновении?
Инара закатывает глаза.
Мы были не настолько близки.
Но они ваши подруги.
Да, подруги. И все они от чего-то бежали. В квартире до меня жила девушка; в один прекрасный день она внезапно собрала вещи и ушла. Ее преследовал родной дядя: хотел знать, что она сделала с ребенком, которого он заделал ей три года назад. Как бы ты ни старался, где бы ни скрывался, кто-нибудь все равно найдет тебя.
При условии, что тебя ищут.
Или тебе просто не повезет.
В каком смысле? спрашивает Эддисон.
По-вашему, мне хотелось, чтобы Садовник похитил меня? Я могла затеряться в огромном городе, и все-таки он разыскал меня.
Это не объясняет
Еще как объясняет, она пожимает плечами. Для людей определенного типа.
Виктор пьет кофе и раздумывает, направить ли беседу в нужное русло или продолжать в надежде извлечь что-то ценное.
Какого типа людей, Инара? спрашивает он в итоге.
Когда привыкаешь, что тебя практически никто не замечает, и вдруг выясняется, что кто-то помнит тебя, это по меньшей мере удивляет. Ни за что не поймешь этих чудаков, которые ждут, что их вспомнят и вернутся.
Инара неторопливо жует булочку, но Виктор видит, что девушка еще не закончила. Возможно, она не до конца сформулировала свою мысль. Его младшая дочь ведет себя сходным образом: просто замолкает, пока не подберет нужные слова. Хотя Виктор не уверен, что Инара молчит по той же причине, но модель поведения ему знакома. Поэтому он пихает Эддисона под столом, когда тот раскрывает рот.
Брэндон бросает на него хмурый взгляд и немного отодвигается, но ничего не говорит.
Брэндон бросает на него хмурый взгляд и немного отодвигается, но ничего не говорит.
От Софии ее девочки ждали, что она вернется, продолжает Инара тихим голосом, слизывает сахарную пудру с пальцев и вздрагивает. Они провели в приемной семье что-то около четырех лет на тот момент, когда меня похитили. Никто не винил бы их, если б они потеряли надежду. Но они не теряли. Что бы ни случилось, как бы ни было плохо, они знали, что она борется за них. Знали, что она обязательно, непременно за ними вернется. Никогда этого не понимала. И вряд ли когда-нибудь пойму. Но ведь в моей жизни не было такой вот Софии.
У вас есть София.
Была, поправляет она. И это не одно и тоже. Я не была ей дочерью.
Но вы были ее семьей, разве нет?
Подругой. Это разные вещи.
Виктору с трудом в это верится. Инаре, вероятно, тоже. Возможно, ей легче делать вид, что она верит.
Ваши девочки твердо знают, что вы вернетесь домой, верно, агент Хановериан? Она поглаживает мягкий рукав кофты. Им страшно, что в один прекрасный день вы можете погибнуть при исполнении долга. Но, пока вы живы, они не верят, что вас может что-то разлучить.
Его дочери здесь ни при чем, резко обрывает Эддисон, но Инара лишь усмехается.