Согласно этикету бала приветствовать других можно было только кивком головы. Кто-то при этом недовольно чертыхался и вспоминал недобрым словом хозяина мероприятия. На говорившего устремлялись испуганные взоры окружающих, а стоявшая рядом супруга испуганно сжимала ему локоть.
В ресторане было не протолкнуться, а в двери зала все еще вливался поток приглашенных. Вся эта масса людей двигалась, гудела и с явным нетерпением поглядывала на большие часы, которые висели над главным входом. Обилие алкоголя и невозможность добраться до еды развязала языки и вызвала в гостях недовольный ропот. То тут, то там стали возникать стычки и ссоры. Дамы спорили чье платье красивее и дороже. Мужская половина гостей, напыщенная и уже изрядно раздраженная задержкой с фуршетом, выясняла где чье место и кому куда нужно пойти. Одна за другой возникали небольшие потасовки, но они быстро сходили на нет.
Скучно! Опять ничего нового, недовольно произнес Вельзевей. Хоть бы морду друг другу набили. Даже на это не способны.
Вельзевей «Коварный и Прекрасный», как он сам себя называл, сидел в темной комнате всего в нескольких шагах от зеркального зала. Он расположился в глубоком кожаном кресле, и, закинув ногу за ногу, со скучающим видом наблюдал, чем занимаются его гости. Шесть больших установленных в два ряда мониторов, показывали все, что происходило в ресторане. Зал «Бужетеля» был как на ладони.
На вид Вельзевею было около сорока. Худощавый, с тонким бледным лицом и прямыми светлыми волосами, которые опускались ниже плеч, он был похож на уставшего от жизни человека. У него был высокий лоб, большие грустные и бесцветные глаза, длинный нос и тонкие всегда сжатые губы.
Собственная внешность была для Вельзевея всем, и над ней трудился не один десяток лучших специалистов. Не проходило и дня, чтобы он не посетил косметологический или SPA-салон, парикмахерскую или массажный будуар. Его волосы всегда были в идеальном состоянии, покрыты самыми дорогими гелями и лаками. Ничто на свете не могло испортить его укладку, и ни один волос не мог по собственному желанию оторваться от других.
Кожа Вельзевея была мягче и нежнее, чем у младенца. Единственно, чего ей недоставало это обычного человеческого румянца. Его глаза и губы были подведены тушью и помадой, и это вносило в его бледный облик хоть немного цвета.
Холеные пальцы Вельзевея были длинными и тонкими, как у пианиста. Ходили слухи, что в прошлом он часто играл на рояле, но в своем репертуаре отдавал предпочтение тяжелой музыке Баха, которую в отличии от него мог выдержать не каждый. Когда-то он рассылал приглашения на свои домашние концерты, но со временем желающих становилось все меньше, и Вельзевей, затаив злость и обиду, до поры прекратил эту практику. Его пальцы, отвыкшие от клавиш, потеряли былую гибкость, стали узловатыми, и с этим ничего не могли поделать ни врачи, ни опытные косметологи.
Кожа Вельзевея была мягче и нежнее, чем у младенца. Единственно, чего ей недоставало это обычного человеческого румянца. Его глаза и губы были подведены тушью и помадой, и это вносило в его бледный облик хоть немного цвета.
Холеные пальцы Вельзевея были длинными и тонкими, как у пианиста. Ходили слухи, что в прошлом он часто играл на рояле, но в своем репертуаре отдавал предпочтение тяжелой музыке Баха, которую в отличии от него мог выдержать не каждый. Когда-то он рассылал приглашения на свои домашние концерты, но со временем желающих становилось все меньше, и Вельзевей, затаив злость и обиду, до поры прекратил эту практику. Его пальцы, отвыкшие от клавиш, потеряли былую гибкость, стали узловатыми, и с этим ничего не могли поделать ни врачи, ни опытные косметологи.
Ногти Вельзевея были выкрашены в черный цвет и резко выделялись на светлой ручке трости, по которой он выбивал одну из баховских фуг. Набалдашник в форме головы льва смиренно принимал все более частые и сильные удары. Было видно, что происходившее в зале ресторана не по нраву его хозяину. И его нетерпение скоро должно было перерасти в ярость.
Стоит ли мне ожидать сегодня что-нибудь интересное? Или наши люди больше ни на что не годны? спросил Вельзевей у стоявшего за его спиной человека. Я полагаю, вы знаете, что случилось с предыдущим церемониймейстером?
Стоявший за его спиной человек знал это и поэтому поспешно залепетал.
Да, милорд. У нас все готово и мы начнем по одному Вашему слову.
Так, начинайте! нетерпеливо выкрикнул Вельзевей и резко откинулся на широкую спинку кресла.
Новый церемониймейстер поднес к лицу портативную рацию и произнес всего одно слово «Сюрприз». Это был сигнал для более чем двадцати официантов, которые в это время разносили гостям аперитив. В одно мгновение они отложили подносы и стали высматривать себе подходящих «клиентов».
Как по команде захлопнулись входные двери. Все произошло так быстро и без лишнего шума, что никто из гостей не заметил, как оказался в красивой стеклянной мышеловке.
Первыми объектами задуманной провокации стали два столичных префекта. Их округа находились рядом друг с другом, и у обоих чиновников было много общих тем. Среди них одна довольно болезненная. Оба префекта никак не могли договориться о мусорной свалке, которая образовалась на границе их «владений». Каждый был уверен, что ее появление лежит на совести другой стороны.