Врешь! Меня так просто не возьмешь, скрежетал Кастет и рвал путы, силясь вернуться на дорожку, и почти преуспел в этом. Стягивавшие его петли и стебли уступили, но Кастета ждало новое испытание. Подобно зыбучим пескам, газон засасывал его. Когда Кастет освобождал одну ногу, вторая погружалась еще глубже. Не успел он оглянуться, как увяз уже по колени. Тогда Кастет уперся руками, и те тоже по локоть вошли в рыхлую землю. Тяжело дыша, Кастет оглянулся на своих спутников.
Они до сих пор только наблюдали и не мешали проявлению его гнева, но теперь обстоятельства складывались не в пользу Темного Ворона. Он медленно, но верно «тонул». От него до дорожки, где стояли Седовласый и остальные, было не больше десяти шагов, но старый Ворон не торопился с помощью. Он смотрел, как погибает его соплеменник, и не двигался с места. В голове Седовласого всплыли картины давних событий, когда неуемная жестокость Кастета нанесла ему непоправимую рану. Рану, которая искалечила его душу и изменила всю его жизнь.
Перед Седовласым как сейчас предстало то лето, когда вологодские леса стали местом «паломничества» столичных ученых. Что они изучали, никто не знал, но это происшествие очень беспокоило Сципиона, и он решил предпринять меры по выдворению незваных гостей.
«Владыка леса» призвал к себе Седовласого и Кастета. Тогда они были еще молоды и не знали друг друга. Каждый из Воронов сам собирал отряд и действовал по своему усмотрению. Седовласому поручалось начать первому. Если он не справится, то очередь переходила к Кастету.
Даю вам срок до новой луны, и чтобы духа их тут не было, напутствовал их Сципион.
Седовласый не жаловал людей, но и не питал к ним ненависти. Его пути редко пересекались с людскими. Они обитали внизу и напоминали Седовласому муравьев, которые копошатся, что-то делают, но в его дела не лезут. Седовласый был не против, когда какой-то мужичок заготавливал в лесу дрова, но ему не нравилось когда прорубали просеки, выкорчевывали и бросали вдоль дорог сотни погубленных деревьев. Ворон не трогал тех, кто шел в лес по ягоды и грибы, но был беспощаден к таким, которые разрезали тайгу черными полосами дорог и стальными линиями электропередач, кто бурил и выворачивал землю. Поэтому к приказу Сципиона он отнесся со всем тщанием.
Несколько дней отряд Седовласого преследовал экспедицию устраивали ловушки, пугали по ночам, обрушивали на спящий лагерь деревья, загоняли в него диких зверей. Через неделю ученые сами были не рады, что оказались здесь. Они перестали спать, были все время на взводе, спорили по пустякам и ругались. Обстановка в лагере становилась невыносимой. Люди требовали возвращения домой.
И вот однажды Седовласый обнаружил, лагерь людей пуст. Те спешно, побросав оборудование, уходили из леса. Седовласый еще некоторое время сопровождал их, наблюдая издалека, но дело было сделано, и пора было являться к Сципиону за заслуженной наградой.
Не так думал Кастет. Отпустить людей просто так? Ну, нет! Это не в его характере. У Кастета чесались крылья от одной только мысли, что он может с ними сделать. Кровожадный план давно созрел в его мозгу. К тому же орава приспешников, которая собралась вокруг него, требовала крови.
Разорррвать, четверрртовать, а головы нанизать на верхушки елей. Скрррошить, разносились по округе их картавые голоса.
Экспедиция покидала пределы Сципионовых владений, когда Кастет со своей бандой нагнал ее. Отрезая людям выход, вороны разбросали над лесом тлеющие угли. Пора стояла сухая, и огонь занялся от первой искры. Поднялся ветер, и гудящее пламя погнало людей обратно вглубь леса.
Не оставлять в живых никого! приказывал Кастет, кружа над горящим лесом.
Огонь гнал людей в гиблую топь. Болотная нежить в предвкушении обильной поживы уже потирала липкие ладони. За эту услугу Кастет потом потребует с них сторицей. Но это потом, а сейчас главное никого не упустить.
Всех изжарить или пустить на дно! Никого не оставлять живым!
Так рассчитал Кастет. Ну, а если что-то пойдет не так, то он готов сам размять когти.
И что-то пошло не так. Внезапно поменявшийся ветер погнал пламя на север, туда, где в глухой чаще Вороны устраивали свои гнезда. И хотя расстояние до них было довольно большим, огонь покрыл его за считанные дни. Бушующую огненную стену было не остановить, также как нельзя было спасти гнезда, в которых воронихи высиживали яйца.
Здесь было гнездо и у Седовласого. Его верная спутница только что помогла вылупиться первенцу и теперь ждала следующего, а над ней уже летели тучи пепла вестники близкого пожара.
Прилетел Седовласый. Она взглянула на него, и все прочитала в его глазах. Нужно было бросать гнездо и спасаться или погибнуть. Ворониха решила остаться до конца, чтобы ни случилось. Седовласый попрощался с нею, как в последний раз, и улетел. Улетел, как сотни других Воронов, останавливать уже близкое пламя. Мощными когтями они валили деревья, чтобы оставить огню меньше пищи, взмахами крыльев сбивали гудящий огонь, носили в клювах воду.
И все-таки они проиграли. Долго потом Седовласый кружил над черным пепелищем, выискивая хотя бы останки своего гнезда, но тщетно. Все сгорело. Из сотен гнезд не осталось даже одного опаленного пера. Ни одного.