Никто.
Никогда.
Увидев его впервые, люди приходили в ужас и замешательство тут не до разговоров. Во второй раз заговорить вообще не представлялось возможным, потому что в памяти были все еще свежи воспоминания о первой встрече. И вот уже в течение семнадцати лет его словно коконом окутывала тишина. В обеденном зале колледжа перед ним давно уже ставили отдельный набор с солью, перцем и горчицей, потому что никто не осмелился бы попросить его передать специи. Обращаться же к сидящему за ним было не только невежливо, а попросту невозможно на пути стоял пресловутый нос.
Помимо прочего, этого человека отличала довольно странная жестикуляция: он стучал по столу то всеми пальцами левой руки, то одним пальцем правой. Потом мог начать постукивать по любой части тела по суставам пальцев, локтю или колену. Вынужденный в какой-то момент остановиться и приступить к еде, он принимался усиленно моргать и время от времени кивать головой. Разумеется, никто даже не пытался спросить его, зачем он это делает, хотя всех и разбирало любопытство.
Кто сидел дальше, Ричард не разглядел.
По другую сторону за полумертвым соседом профессора он увидел Уоткина, профессора античной филологии, человека в крайней степени бездушного и странного, в очках с толстыми стеклами, сквозь которые его глаза казались аквариумными рыбками. Нос у него был ничем не примечательный, прямой, зато он носил бородку в духе Клинта Иствуда. Оглядывая сидящих за столом, он будто подыскивал, с кем бы схлестнуться в словесной перепалке, и уже выбрал было в жертвы одного из гостей недавно назначенного директора «Радио-3», но, к несчастью, тот успел попасться в сети музыкального руководителя колледжа и профессора философии. Эти двое усердно разъясняли невезучему коллеге, что фраза «слишком много Моцарта», с учетом приемлемых значений всех трех слов, представляет собой выражение по сути противоречивое, а потому любое содержащее эту фразу выражение бессмысленно и, следовательно, не может использоваться для аргументации в защиту какой бы то ни было стратегии составления программы. У бедолаги побелели костяшки пальцев так крепко он сжимал вилку и нож, глаза метались в поисках спасения и, увы, наткнулись на взгляд Уоткина.
Добрый вечер! благосклонно кивая, произнес Уоткин само очарование и надолго уткнулся в только что поставленную перед ним тарелку с супом. Ничего. Этот тип подождет. За спасение ему придется отдать ни много ни мало полдюжины радиопередач.
За Уоткином Ричард внезапно обнаружил источник давешнего детского смешка. Как ни удивительно, за столом сидела сердитая белокурая девочка лет восьми. Время от времени она раздраженно пинала ножку стола.
А это кто? удивленно спросил Ричард у профессора.
Где? не менее удивленно переспросил тот.
Ричард исподтишка указал пальцем на девочку.
Вон там, прошептал он. Девочка, совсем маленькая. Это что, новый профессор математики?
Профессор внимательно посмотрел на нее.
Не имею ни малейшего представления, в изумлении выговорил он. Никогда о ней не слышал. Как странно
В это мгновение вопрос отпал сам собой сотрудник радиостанции внезапно вырвался из расставленных соседями сетей логических рассуждений, обратился к девочке и велел прекратить стучать по столу. В ответ та принялась с удвоенной энергией болтать ногами в воздухе. Он вновь попросил ее успокоиться, тогда она пнула ногой его самого. Настроение у нее заметно улучшилось, впрочем, ненадолго. Отец девочки вкратце изложил присутствующим свой взгляд на проблему с нянями, которые вечно подводят людей, однако поддержать эту тему никто не захотел.
Несомненно, цикл программ о Букстехуде [1] пора было начать давным-давно, подытожил музыкальный руководитель. Уверен, вы приложите все силы, чтобы изменить ситуацию при первой же возможности.
О да, конечно, отозвался отец девочки и расплескал суп. Э-э-э, простите, речь идет не о Глюке, правильно я понимаю?
Девочка вновь пнула ножку стола. Отец строго посмотрел на нее, но она лишь наклонила голову и одними губами о чем-то его попросила.
Не сейчас, едва слышно ответил он.
А когда?
Позже. Может быть. Еще посмотрим.
Она с недовольным видом откинулась на спинку стула и проворчала:
Ты всегда так говоришь.
Бедное дитя, пробормотал профессор. Уверяю вас, все ученые мужи за этим столом испытывают ровно то же самое. О, благодарю
Подали суп, и они с Ричардом ненадолго отвлеклись.
Так расскажите же, друг мой, чем вы занимаетесь? продолжил профессор, когда они съели по паре ложек супа, при этом каждый независимо от собеседника пришел к мнению, что шедевром кулинарного искусства блюдо не назовешь. Что-то связанное с компьютерами, насколько я понимаю, и с музыкой? Когда вы учились в колледже, я надеялся, что вы будете читать лекции по английской литературе. Судя по всему, преподаванием вы занимаетесь только в свободное время? Поднеся ложку ко рту, он выразительно посмотрел на Ричарда и, не дав тому ответить, вдруг воскликнул: Подождите-ка! У вас, по-моему, даже тогда имелся какой-то компьютер. Когда это было? В семьдесят седьмом, кажется?