Такими их сделала жизнь в Порубежье.
Лан поколебался, а затем громко выкрикнул:
— Зачем скорбеть?
Ближайшие солдаты оглянулись на него.
— Разве не к этому нас готовили? — прокричал Лан. — Разве не в этом наше предназначение, сама наша жизнь? Эта война — не причина для скорби. Другие могли прохлаждаться, но мы — никогда! Мы готовы, и вот время славы пришло!
Так давайте же смеяться! Давайте радоваться вместе! Будем восхвалять павших и пить за наших предков, которые отлично нас учили. Если завтра вам суждено умереть, гордитесь этим в ожидании своего возрождения. Последняя Битва пришла, и мы к ней готовы!
Лан и сам не был уверен, что побудило его произнести эти слова. Но они вызвали ответные крики: «Дай Шан! Дай Шан! Вперёд, Золотой Журавль!» Он даже заметил, что некоторые записывали его речь, чтобы передать остальным.
— Ты прирождённый лидер, Дай Шан, — сказал Изар, когда они двинулись дальше.
— Это не так, — ответил Лан, глядя прямо перед собой. — Просто не терплю, когда жалеют себя. Слишком многие выглядели так, будто уже готовили себе саваны.
тихо произнёс Изар, прищёлкнув поводьями лошади.
Лан обернулся, нахмурившись, но король не добавил к стихотворению никаких пояснений. Если шайнарцы были людьми серьёзными, то их король и подавно. Глубоко на сердце у Изара были раны, которые он предпочитал не показывать никому. Лан не смел его за это винить — сам он поступал точно так же.
Однако Лан заметил на лице Изара улыбку, когда тот размышлял о чём-то, что заставило его процитировать стихи.
— Это были стихи Анасай из Риддингвуда? — поинтересовался Лан.
Изар удивился:
— Ты знаком с творениями Анасай?
— Она была любимым автором Морейн Седай. Эти стихи звучали так, будто могли принадлежать перу Анасай.
— Каждая её поэма написана как элегия, — продолжил Изар. — Эта была посвящена её отцу. Она оставила распоряжения: поэму можно прочесть, но нельзя произносить вслух, за исключением подходящего момента. Но она не объяснила, когда этот момент наступит.
Они добрались до военных шатров и спешились. Но едва они успели это сделать, как сигнал горна протрубил тревогу. Оба мгновенно вновь оказались в сёдлах, и Лан непроизвольно схватился за меч у бедра.
— Отправимся к лорду Агельмару, — прокричал Лан, стараясь перекрыть людские крики и грохот доспехов. — Раз уж вы сражаетесь под моим знаменем, то я с радостью приму роль вашего лидера.
— И что, никаких сомнений? — спросил Изар.
— Я что, какой-нибудь пастух из глухой деревни? — спросил Лан, поворачиваясь в седле. — Я исполню свой долг. Раз уж люди оказались достаточно глупы, чтобы поставить меня во главе, то я прослежу, чтобы они тоже исполнили свой долг.
Изар кивнул, потом с лёгким намёком на новую улыбку отсалютовал. Лан отсалютовал ему в ответ и пустил Мандарба галопом через центр лагеря. Люди на границах лагеря зажигали костры. Аша’маны открыли Врата в один из множества гибнущих южных лесов, чтобы солдаты могли запастись дровами. Была б воля Лана, эти пятеро способных направлять ребят не тратили бы свои силы на убийство троллоков. Для них бы нашлось много иных, более полезных дел.
Проехавшему мимо Лану отдал честь Наришма. Лан не был уверен, что великие полководцы намеренно отправили ему в помощь Аша’мана родом из Порубежья, но и простым совпадением это не выглядело. По крайней мере, в его армии было по одному Аша’ману из каждого из пяти Порубежных королевств — даже один урождённый Малкири.
«Мы сражаемся вместе».
Глава 8
ТЛЕЮЩИЙ ГОРОД
Верхом на Лунной Тени, тёмно-гнедой кобыле из королевских конюшен, Илэйн Траканд проехала сквозь созданные ею Переходные Врата.