Он сидит в отделе и мучает себя словами: постаревший шут, увеселитель[45]. В прошлое ушли такие красивые образы, как «человек свиты», «референт», «составитель докладов для директора». Он осознаёт, что никто его не поймёт. Они, окружающие, будут шептаться за спиной: ах, бедный, он потерял свои чаепития, командировки и т. д.
Он чувствует в отделе волну нелюбви к нему, к Родионцеву. Они всегда знали, что он информирует Аглаю Андреевну обо всём. Конечно, когда Аглая Андреевна расспрашивала.
Жена, как помочь, не знает. Она неуверенно спрашивает, не организовать ли домашний ужин, у тебя, Митя, скоро день рождения. И не пригласить ли Аглаю Андреевну это будет интеллигентно и просто.
Ну что ты! Она не пойдёт, отвечает Родионцев.
Почему?
Она не пойдёт, поверь мне.
А ты уговори! Ты же симпатичный мужчина, в тебе есть порода, интеллигентность.
Мой день рождения это ничто.
Но, Митя, как же так?
Вот так.
Совсем ничто?
Совсем. И хватит об этом.
Когда Родионцев ложится спать, жена подходит и шепчет:
Митя, я придумала
Что?
Она говорит: ты сделаешь Аглае Андреевне подарок, настоящий подарок.
Зачем?
Только из уважения. Серёжки или брошь Рублей за сто
Если бы однажды она увидела не кольца и серьги Аглаи Андреевны (это больно), а хотя бы саму Аглаю Андреевну, хоть бы издалека, то поняла бы свою наивность.
А жена плачет: ей кажется, что её Митя не инициативен, что вот так и проигрывают жизнь. Потом ей кажется, что он, её Митя Родионцев, лишь из гордости не хочет у сильных мира[46] просить. Он в стороне[47] от интриг. Его жена из тех женщин, которые живут не столько с реальным мужем, сколько с кем-то придуманным. Пусть так. Он целует её. Он успокаивает:
Это пройдёт, Галя У нас семья. У нас дочь взрослая.
Родионцев выходит из «Техпроекта», останавливает такси и едет в ресторан. В ресторане банкет, но он находит место. Впервые Родионцев сам по себе, свободен.
Родионцев делает заказ официанту.
Он разглядывает банкет, слушает их тосты и радостные крики. Для них играет оркестр.
Родионцев ест и пьёт. Он пришёл сюда напиться.
С ним за столом сидят два молчаливых мужчины. Родионцев пьёт и говорит им:
Я человек вам незнакомый, тем легче мне вам сказать Меня обидели. Да, начальство. Я сам человек не маленький. Очень даже Сегодня самый нехороший мой день, самый чёрный. Сегодня дел нет, сегодня надо думать Я жил, и жил, и жил, был нужен, делал своё дело отлично, а что в итоге? А в итоге провал. Нет-нет! Меня не надо спасать: меня не убили и не обобрали[48], меня обидели мне поставили зеркало, которое я вовсе не просил, и я увидел, что я ничто и ноль Путь я ничто и ноль и пусть во мне ничего не было, но была же во мне молодость!.. На что-то же я её потратил?! Сверстники мои уже все чего-то добились. Уже с машинами, с дачами! Кто-то живёт воспоминаниями, а кто-то на должности хорошей сидит. У всех хорошо, а я?
Он горько смеётся:
Я же, который себя не жалел, бегал, спешил, который горел[49] для дела, а что в итоге? А в итоге вспомнить нечего, поезд ушёл[50]
Я пьян, подумал он с радостью.
Сбился, говорит он. Я сбился. Простите Я Я сбился.
Родионцев выпил.
Я наговорил лишнего? спрашивает он, извиняясь. Мужчины молчат возможно, они понимают, что он на том месте, где из молодых сильных людей получаются пожилые и утомлённые.
Поймите: мог бы и я прожить другую жизнь совсем другую Вы поймите, я не пьяница, я человек, чуть ли не молит Родионцев, ждёт от них хоть слова, хоть знака, боясь их молчания.
Когда Родионцев наливает очередную стопку и быстро выпивает, появляется Вика.
Теперь их за столом четверо. Вика негромко говорит: нет-нет, ни есть, тем более пить не стану, я поговорить хочу, Митя, рассказать хочу
Нет, ты понимаешь, как это ужасно, Митя. Я сразу позвонила тебе домой, тебя нет, но я-то знаю, что тебе пойти некуда. Я решила сюда зайти. Меня Аглая гонит слышишь, Митя, меня тоже
Родионцев и слышит и даже понимает. («Да ты не слушаешь, Митя!..» вскрикивает она.) И именно, чтобы Вика не подумала, что Родионцев её не слушает, он произносит то, что может произнести:
Вы выпей.
Вика вспоминает:
Представляешь, однажды Аглая сидит, улыбается, перстни выставила и мурлычет[51]: «Всё на свете, милая Вика, однажды требует смены, свита тоже» Я говорю: «И мебель в приёмной тоже?» Она отвечает: «И мебель».
Вы выпей.
Вика не хочет. Как было дело? Аглая оставила её, Вику, на минуту и говорит: «Хочу, чтобы вы ввели в курс дела[52] Марину» ну, ту, рыженькую и молоденькую, ты понял? И всё так просто. Так мило! Я, значит, научу Мариночку работать со стенограммами, я расскажу ей о контактах с заводами, возьму её с собой для урока в следующую поездку! А что потом?
Родионцев только кивает, но ничего уже сказать не может.
Митя!.. Но надо же что-то делать!.. Думаешь, чего я сюда прибежала? Есть мысль: а что, если устроить маленькую домашнюю пьянку? У меня, между прочим, день рождения скоро. Приглашу её, и мы поговорим с ней, а?
М-м, мычит Родионцев.
«Вот и она тоже. Вот и её фьють!..[53]»
На какой-то миг он понимает слова Вики, а сам факт его изгнания становится логикой: если погнали Вику, значит, у него, у Родионцева, не было промаха, не было и быть не могло: всю жизнь был аккуратен и осторожен, не был с молоденькими женщинами, пил по пятьдесят граммов нет, а это уже говорилось, уже было