Решили мы провести эксперимент, продолжил Пряхин, Митрич сбегал домой, принес однодолларовую бумажку и говорит: «Ты сначала потрогай у него воротник, и любовно так гладит купюру, каждый рубчик прощупывается».
Потрогал я американского президента за шею. Действительно шероховатость наблюдается. «Ничего, говорю, удивительного! Костюмчик-то у него добротный, из хорошего шевиота. Вот рубчики и прощупывается. А ты мою спецовку потрогай гладкая и замасленная! А если ее еще и нарисовать? Откуда же рубчикам появиться?»
Стали мы однодолларовую бумажку испытывать на растяжение. И действительно, смотрим видоизменяется американец. Повело его физию в сторону, как от зубной боли. Кособочит ихнего президента, будто перед зеркалом в комнате смеха. Костюмчик хваленый скукожился, искривился и весь свой прежний фасон потерял.
Но Митрич не позволил эксперимент до конца довести, Пряхин с сожалением вспомнил упущенную возможность нанести ущерб американской валюте. Пожалели мы Вашингтона. Он в наших руках за пять минут обрюзг и на двадцать лет состарился. Но рубчики на костюме сохранились! Намочили мы бумажку, пригладили утюжком, и она опять засияла, как новенькая.
Оскорбила меня американская живучесть, продолжил Пряхин после того, как опрокинул очередную рюмку. Достал я сто рублей, намочил их, пригладил и не узнаю своих денег! В руках какая-то бумажка, страшная, как моя жизнь. Митрич торжествует. «Давай, говорит, попробуем на растяжение!» Попробовали разорвали! «Ну что, убедился в моей правоте?», ликует Митрич. А мне еще обидней. Сторублевка-то последняя была!
Склеил я купюру силикатным клеем и понес в магазин, вздохнул Пряхин. А Катька продавщица уперлась, не принимает ее. «Это, говорит, не деньги, а какая-то справка из больницы, грязная и рваная!» Я возражаю: «По размерам, Кать, говорю, деньгам точно соответствует». А она свое талдычит: «А вот по изображению нет! Совершенно неясно, что это такое. Я любую бумажку беру, но эту При всем уважении к вам, Антон Васильевич, нет полной уверенности, что это раньше деньгами было».
И как же ты вышел из положения? Неужто пропала сотенная? спросил Несиделов.
Э-э-э, нет! Вернулся я домой, взял фломастеры у сына и принялся бумагу в первоначальное состояние приводить. Утерянная красота на глазах возродилась. В магазин отнес у Катьки никаких претензий!
Начал я после этого случая к живописи приобщаться, уже веселей заговорил Пряхин. Времени свободного вдоволь, сижу священнодействую. У жены сапоги прохудились часик работы есть на что отремонтировать! Сын на жвачку просит пожалуйста! Жуй на здоровье. Так он, стервец, пока из магазина шел, всю ее слопал. Я дольше рисовал, чем он жевал. Супруга на проездной билет денег требует. Э-э-э, думаю, так не пойдет! Что мне теперь, как передвижнику, у мольберта с подрамниками сутками пропадать?! Нарисовал ей проездной билет пусть ездит безбоязненно, от контролеров не бегает.
Практика, я тебе скажу, великая вещь! продолжил Пряхин. Научился я деньги воспроизводить даже по памяти. Ленина мог левой ногой нарисовать. Терпенье и труд все перетрут!
Это в любом деле так, поддержал Несиделов. Хватит-хватит! Мне половинку.
Приходилось останавливать Пряхина, начавшего терять филигранность разлива.
Стали мои скромные способности, продолжил Антон Васильевич, приобретать некоторую известность. Появились заказы. Кому больничный лист в натуральную величину, кому печать законопослушную в нужном месте расположить. Так что со временем стал я масло на хлеб в палец толщиной намазывать.
Сосед Митрич, с которым мы американскую валюту с нашей сравнивали, с выгодным предложением обратился. Он от безденежья самогонкой приторговывал, а тут решил опробовать новую технологию освоить выпуск водочной марки «Распутин». Ты ведь знаешь такую у нее с этикетки мужик одним глазом подмигивает.
Оплата меня устроила, одна этикетка сто грамм.
После первых моих рисунков стали мы у Митрича опытный образец его продукции испытывать. Авторитетно заявляю, его напиток от заводского не отличишь! Но и я лицом в грязь не ударил. Потому что после четвертой рюмки стал Митрич возмущаться, будто бы мой Распутин с этикетки прямо при нем его жене Катерине подмигивает. А что будет, если он, Митрич, уедет на дачу?!
Одним словом, нахулиганил в тот день Митрич и попал в милицию. А там, будучи в нетрезвом рассудке, заявил, будто бы мне деньги играючи в руки текут. Будто бы я их рисую, в то время как он сутками вынужден гнуть спину у самогонного аппарата!
После этого случая, вздохнул Пряхин, долго меня по милицейским кабинетам таскали. Хотели дело пришить. Да не тут-то было! Во-первых, с завода хорошую характеристику дали. Во-вторых, оказывается, нет состава преступления корыстные побуждения отсутствуют. Посчитали, и вышло, что я на краску да на бумагу больше потратился, чем денег нарисовал. А у Митрича самогонный аппарат забрали и доллары, что наторговал, в туалетном бачке нашли. Слава богу ими и откупился.
Несиделову пригодились способности Пряхина к рисованию. Антон Васильевич порылся в своих архивах, нашел старый паспорт, когда-то принесенный ему, как специалисту, одним махинатором. Паспорт заказчик не забрал вероятно, милиция забрала заказчика раньше.