По прошествии времени я пошла в школу, училась хорошо, а вот поведение оставалось неудовлетворительным. Как сейчас помню дневник, сплошь исписанный красным: на замечания учителя не скупились. О контрольных работах я узнавала раньше всех в классе, так как мою маму приглашали едва ли не на каждую контрольную или самостоятельную. Училась я хорошо и с заданиями справлялась быстро, а потом от скуки начинала отвлекать остальных, вот моя любимая учительница и писала маме записки о необходимости присутствовать на уроках. Воспитывали меня, надо сказать, очень строго.
Время шло, я росла, и чем дальше, тем больше множились слухи, что я в семье неродная дочь. Не только одноклассники перешептывались у меня за спиной, но находились и взрослые «доброжелатели», подливавшие масла в огонь. Домой я приходила в слезах, жаловалась родителям, расспрашивала их, пытаясь докопаться до истины, но у них на всё был один ответ: «Никого не слушай, это не правда». Ненадолго наступало затишье, но при первом же удобном случае снова вспыхивала ссора, звучали обидные и горькие слова. Обида засела у меня в душе как заноза: ответ родителей я знала, но, как известно, на чужой роток не накинешь платок.
С возрастом проблема усугублялась, становилась для меня все более значимой: в школе я была ударницей, потом съехала на тройки, стала всё воспринимать более остро и болезненно. Вопросов становилось всё больше: «Так ли это на самом деле?», «Если так, то кто мои настоящие родители?», «Почему меня бросили?», «А есть ли у меня родственники, сестры или братья?».
Мне тогда казалось, что никто меня не понимает: ни домашние, ни учителя, даже единственная подруга и та меня предала, весь мир рушился. Я была уверена, что родители стали относиться ко мне еще строже, ругали даже по мелочам. Слова, которые звучали в мой адрес, казались мне унизительными и оскорбительными, они больно ранили, обижали, вызывали непонимание, следом за которым приходили пустота и отчаяние. В один прекрасный день (мне тогда было лет 1112) после очередного семейного скандала, я сбежала посреди ночи на кладбище, где пыталась спрятаться, но, к моему сожалению, меня быстро нашли.
Родители были, видимо, напуганы моим поступком, страсти немного поутихли, меня пожалели, объясняли, как могли, что они меня любят, что я им дорога, что роднее меня у них никого нет и быть не может. Я пообещала больше так не делать и, конечно, сдержала слово, впредь я никогда никуда не убегала.
Но «доброжелатели» встречались и потом, а я, то пыталась бороться сама с собой, то снова и снова выискивала прямые или косвенные признаки того, что я не родная дочь. Если люди так часто об этом говорят, думала я, значит, говорят не зря. Я сравнивала свою группу крови с группой крови родителей, заглядывала в документы, а в своей метрике обнаружила «подозрительную» запись: документ был зарегистрирован не в год моего рождения 1964, а почему-то в 1968
Я взрослела, но меня преследовали всё те же мысли: «Кто я?», «Что случилось и почему?». На этот вопрос много лет спустя, когда я была уже взрослой, ответил, как ни странно, мой муж. Оказалось, что определяющую роль в моей судьбе сыграла некогда моя будущая свекровь. В свое время она была ближайшей подругой моей приемной мамы и предложила ей удочерить девочку из конкретной малообеспеченной семьи. Однажды я случайно наткнулась на письмо свекрови, адресованное моей приемной маме, где был ответ на вопросы, мучавшие меня всю жизнь. Это подтолкнуло меня «надавить» на мужа, чтобы он обо всём мне рассказал.