Я что-то упускаю?
— Только ту стихию, которая работает в глубине под ним. Выплеск жизни и огня из сердца земли. Ну, почти как… скажем, огонь в кухонной плите. Или же…
— Кузнечный горн?
— О! — улыбнулась ему Берри. — Вот теперь до вас дошло.
Мэтью подумал, что не следовало бы ей говорить такие слова, как «сердце земли», если она не хочет уехать из города прямо в Бедлам, причем в смоле и в перьях. Но высказать эту мысль вслух помешали приличия.
— Я так понимаю, это современный стиль в живописи? Прямо из Лондона? — спросил он.
— О Боже, нет! Там на холстах сейчас сплошная серость и мрачность. Можно подумать, художники промывают кисти слезами. А портреты? Ну почему все хотят на портретах выглядеть тугожопыми кретинами?
Мэтью надо было собраться с мыслями после этой вспышки.
— Ну, — предположил он, — быть может, потому что они и есть тугожопые кретины?
Берри глянула на него, и на этот раз позволила солнцу коснуться собственного лица. Синие глаза, ясные как алмазы и — возможно — столь же режущие, несколько секунд с неподдельным интересом оценивали собеседника. Потом она опустила голову, и снова заработал карандаш.
Мэтью прокашлялся перед тем, как спросить:
— А могу я узнать, почему вы выбрали именно этот пирс? Мне показалось, что может в любой момент рухнуть.
— Может, — согласилась она. — И потому я не думала, что у кого-нибудь хватит дури прийти сюда и мне помешать.
— Извините, что помешал, — слегка поклонился Мэтью. — Оставляю вас вашей печи.
Он повернулся и собрался повторить свой опасный путь по шатким доскам в обратную сторону, и тут Берри сказала очень спокойно и обыденно:
— Я знаю, о чем вас просил мой дедушка. Да-да, он знает, что я знаю, но не прислушивается к моей… скажем, интуиции. Он хочет, чтобы вы за мной надзирали, да? Охраняли меня от бед?
— Не совсем так.
— А как совсем?
Берри отложила карандаш и полностью переключила внимание на Мэтью.
— Он попросил немного вас поопекать. Помочь вписаться в местное общество. — Ее хитрая улыбка начинала его раздражать. — Пусть Нью-Йорк не Лондон, но свои подводные камни есть и здесь. Ваш дед просто хочет, чтобы вы на них не наткнулись.
— Понимаю. — Она кивнула и наклонила голову в сторону, солнце блеснуло на рыжих локонах, упавших на плечо. — Вам следует знать, мистер Корбетт, что вас подставляют. Еще до моего отъезда из Англии отцу пришло письмо от деда, чтобы он не беспокоился, потому что дед дал клятву найти мне мужа. Вот вы, сэр, очень похоже, и есть кандидат в женихи.
Мэтью широко улыбнулся в ответ на эту чушь, но лицо Берри осталось абсолютно серьезно, Мэтью тоже перестал улыбаться.
— Но это же смешно!
— Рада, что мы придерживаемся по этому поводу единого мнения.
— Я вообще не собираюсь жениться на ком бы то ни было в ближайшее время!
— А я до того, как выйти замуж, хочу зарабатывать себе на жизнь искусством.
«Нищая старая дева до конца жизни», — подумал Мэтью.
— Но ведь ваша профессия учительницы для вас тоже важна?
— Разумеется. Я считаю себя хорошей учительницей, и я люблю детей. Но меня призывает искусство.
«Полуночным воплем голодного кота», — сказал про себя Мэтью, но внешне даже не изменился в лице.
— Обещаю вам, что сегодня же поговорю с вашим дедом начистоту. Он меня все обхаживал, чтобы я поселился в молочной, и теперь понятно зачем.
Берри встала — при ее росте ее глаза оказались почти вровень с его.