Я тебе говорю, Мэтью, если это не «Эмбри», то Берил пропала. — Он приложил руку ко лбу, потер переносицу между кустистыми бровями, будто пытался их утихомирить. — Я тебе должен сказать, что мне всегда в Берил казалось забавным. Я прежде от этого отмахивался, но сейчас… это может быть трагично. — Он кончил растирать брови и уронил руку. — Она давно уже считает, что несет с собой неудачи. Что она навлекает несчастья на других, причем без всякой злой воли. Первый молодой человек, на которого она положила глаз, на верховой прогулке сломал себе копчик и два месяца провалялся в больнице. Сейчас у него кличка Кривоногий Бен.
— Наверное, лошадь была норовистой, раз его сбросила.
— Лошадь его не сбрасывала. Он испытывал новое седло прямо в конюшне. Почему-то оно расстегнулось, и он приземлился на задницу прямо на глазах у Берил. Она говорила, что слышно было, как хрустнула кость. Он потом ни на одно ее письмо не ответил. Наверное, сильно смущался, потому что до того рассказывал, какой он великий кавалерист.
— Не так чтобы великая трагедия. Такое сплошь и рядом бывает.
— Да-да, я Берил то же самое написал. Вскоре после этого случилась история с одним молодым человеком — у него лицо вдруг пошло нарывами и стало похоже на ягоду малины, когда Берил сопровождала его на вечеринку, устроенную его бухгалтерской фирмой. После того, как дети владельца фирмы испугались его до судорог, будущее молодого человека стало несколько менее лучезарным, чем утренняя звезда.
— Это еще не невезучесть, просто стечение обстоятельств, — ответил Мэтью, глядя на приближающийся корабль.
— Как я ей и сказал. И остальное тоже, сказал я ей, достаточно легко объясняется.
Мэтью почувствовал, что у него слегка пересохло в горле:
— Остальное?
— Пожар в Мэрилбоне, например. Очевидно, ей не стоило приводить козу в школу, но кто мог знать, что дело так обернется? И поломка той кареты прямо возле ее дома — это же она тоже не виновата? После сильных дождей деревья иногда падают на дорогу. Тут все дело в том, когда это произошло — вскоре после того, как она подрезала ветки.
— Понимаю, — сказал Мэтью, хотя на самом деле ничего не понял.
Баркасы умело вводили подбитый корабль в гавань, и в каком же жутком виде он был! Весь нос ниже носовой фигуры провален и заштопан попавшимися под руку досками, зазубренные обломки торчали там, где вырвало грот-мачту, снасти висели перепутанными вдоль бортов — вопиющая картина несчастья и аварии. Когда баркасы подтащили буксируемое судно к причалу, кто-то из портовой команды сложил руки рупором и заорал:
— Эй, на судне! Что за корабль?
С ближайшего баркаса донесся ответ:
— «Сара Эмбри»!
— О Господи! Слава Иисусу Христу во веки веков! — ахнул Григсби, хватаясь за руку Мэтью, чтобы не упасть, но все равно колени у него подкосились. Под его тяжестью Мэтью чуть не свалился вместе с ним. — Боже мой, она не утонула, она не утонула!
Слезы потекли у Григсби за очками, и Мэтью деликатно отвернулся, глядя на баркасы. Гребцы уже подтащили судно к причалу, и причальная команда готова была принять концы и закрепить их на тумбах.
Еще минут через пятнадцать «Эмбри» была пришвартована, якорь ее загремел цепью, опускаясь в мутную глубину, а у релинга правого борта столпились люди с отчаявшимися лицами. Когда закрепили сходни между кораблем и причалом, по ним вдруг слез мужчина с длинной бородой, одетый в синие панталоны и грязную рубашку, которая могла когда-то быть белой, и рухнул, рыдая, прямо на настил причала. За ним по сходням бросилась процессия одуревших и грязных людей в самых разнообразных одеждах, от пурпура до лохмотьев, но все вещи были покрыты серой грязью и зеленой плесенью.