Да, смущенно сказал я. Там у меня для этого все условия: душ, матрас, постель, еда, да и напитки всякие под рукой, «Аленка», например.
Ага, усмехнулась она. И напитки тоже.
Некоторое время мы шли молча. У выхода из парка нас дожидались Аленкины друзья.
Ленка, окликнул ее один из ребят, Игорь, тебя домой проводить?
Нет, спасибо, ответила она. Меня Савва проводит. Правда, Савва?
Так ты ночуешь в баре? удивилась она.
Да, смущенно сказал я. Там у меня для этого все условия: душ, матрас, постель, еда, да и напитки всякие под рукой, «Аленка», например.
Ага, усмехнулась она. И напитки тоже.
Некоторое время мы шли молча. У выхода из парка нас дожидались Аленкины друзья.
Ленка, окликнул ее один из ребят, Игорь, тебя домой проводить?
Нет, спасибо, ответила она. Меня Савва проводит. Правда, Савва?
Ну конечно, ответил я.
Ребята стали прощаться и ушли, а мы все стояли и разговаривали.
Послушай, давай вернемся к тебе, в бар, мягко сказала Аленка, взяв меня под руку. И тут же спросила: Это, надеюсь, возможно?
Конечно, возможно, произнес я бездумно.
Ты знаешь, я нашла тебя через много лет, после того как потеряла, и теперь боюсь потерять вновь, произнесла Аленка, старательно приноравливаясь к моему длинному размашистому шагу, но по-прежнему не выпуская моей ладони из своих рук. Причем, вижу, встретила тебя не в самый лучший период твоей жизни.
Это уж точно. И все равно это замечательно наша встреча, потому что я очень рад тебе. Вне зависимости от всего остального. Ты это часть моего прошлого, моей юности, ее милый и радостный миг.
И ты часть моей жизни и моего детства.
Я даже не заметил, как мы вновь очутились в баре.
Убавив регулятором мощность светильников до минимума, мы с Аленкой присели за столик рядом, рука об руку.
Выпьешь чего-нибудь? спросил я.
Нет, ничего не хочется, ответила она. Мне и так хорошо. Потому что ты и я вновь вместе. И от этого мне просто хорошо.
А спать ты разве еще не хочешь? спросил я, беря и прижимая ее ладонь к своим губам. Ведь уже час ночи.
Но ведь ты не выгонишь меня? спросила она. Ты не прогонишь свою маленькую, непослушную Аленку? Не отшлепаешь меня как когда-то?
Нет, не выгоню и не отшлепаю, ответил я. Хотя, наверное, так было бы правильнее.
Аленка встала, наклонилась ко мне и, обхватив мое лицо ладонями, вплотную приблизила свое.
Обними меня, Савва, прошептала она, прижимаясь ко мне всем телом.
Я повиновался, осторожно обняв ее.
Ну же, не так, обними, как мужчина обнимает женщину.
Я не Аленка Ну, я не знаю
Глупенький, я еще тогда, в двенадцать лет мечтала о том, что ты когда-нибудь сожмешь меня в своих объятиях. По-настоящему. До боли в теле. Вот этими своими крепкими руками.
Я жалко улыбнулся и совсем опустил руки.
Савва, я же вижу, как ты сильно страдаешь. Это же Это неумно, наконец. Ты себя попросту сжигаешь.
Да, возможно. Но я ничего не могу с собой поделать.
Поцелуй меня, слышишь. Аленка вновь прильнула ко мне всем телом. Я часто думала, вплоть до сегодняшнего дня, что тогда, когда я была еще девчонкой, эта моя тяга к тебе была несерьезной, неосознанной, но сейчас, когда увидела тебя вновь, я уже так не думаю
Я смутно помню, как мы разложили матрас, покрыли его простыней, затем Аленка взбила подушку и сказала просто, как-то совсем по-домашнему:
Одна подушка у нас будет на двоих, но она большая и мягкая, так что ее будет достаточно.
Мы разделись и легли нагие поверх простыни. И тогда я сказал Аленке:
Ты такая красивая. Тысячи парней и мужчин мечтают, наверное, хотя бы пальцем, словно невзначай, прикоснуться к тебе, а я лежу здесь рядом и боюсь боюсь, что ничего не смогу, голос мой стал глуше, не смогу любить тебя. Прости. Прости меня, моя милая Аленка.
Боже, что с тобой сделала эта ужасная бессердечная женщина, до чего довела? прошептала Аленка, ласково обнимая меня. Отвлекись от всего. Ты любил, а теперь ты ужасно страдаешь, и все же, уверена, сможешь когда-нибудь полюбить вновь. Не меня, нет. Какую-нибудь другую женщину, потом, не сейчас, через время. Для этого нужно, чтобы прошло время.
Я слушал ее и удивлялся. Откуда она, девчонка, может что-либо об этом знать? Или она интуитивно чувствует это своим женским сердцем? Но откуда у столь юной пигалицы трезвый ум и такое глубокое житейское понимание вещей.
Руки Аленки гладили мое тело, скользили по нему уверенно, словно она ласкала меня не впервые.
Я почти не помню, как это произошло. Какой-то миг одновременно возвышенный и низменно-безумный, и мы с ней слились в одном сладостном порыве. Как сейчас помню: ее лицо внизу словно в муке, губа закушена; потом вверху, надо мной, затем вновь внизу, лицо Аленки искажено, словно она вот-вот собирается заплакать.
Ты удивительный, я всегда знала об этом, шептала она в те короткие минуты, когда мы разжимали наши объятия. И я счастлива, что нашла, что встретила тебя. Ты был словно завороженный, но я сниму с тебя это проклятие, слышишь?! И ты это сразу почувствуешь, милый. Однажды ты спас меня, и я буду рада ответить тебе тем же я спасу тебя. Ты имеешь право жить и любить, и я прошу тебя лишь об одном, Савва, забудь о ней.