Бережно опустив девушку на асфальт, я восторженно разглядывал ее, одновременно вспоминая тот день, когда мы впервые познакомились. Тогда, а это было семь лет тому назад, она, двенадцатилетняя угловатая девочка-подросток, внешностью да и поведением больше похожая на мальчишку, направлялась вместе со своей мамой на отдых к Черному морю у нас оказались путевки в один и тот же пансионат, до которого мы добирались небольшим служебным автобусом местного строительного треста.
С самых первых минут нашего знакомства ее мать, еще довольно красивая, но уже изрядно пополневшая женщина лет 3738, с мольбой просила меня, чтобы я присматривал за ее дочерью, сама она с этим явно не справлялась.
На остановках Лена это настоящее имя девочки, всегда выскакивала из автобуса первой и мгновенно исчезала уже через минуту ее можно было видеть общающейся с какой-нибудь лохматой, грязной уличной собакой, или же с серьезным видом наблюдавшей, как на земле, возле лужи, стайка воробьев дерется за хлебную корку. Водитель автобуса приходил, садился за руль и объявлял отправление, а Алена так звала девочку мать все не показывалась и ее приходилось звать персонально.
Вера Степановна, мама Алены, вконец измучившись от переживаний за дочь, с радостью поручила мне опеку над ней, одновременно дав любые полномочия, вплоть до физических наказаний. Чем я не замедлил воспользоваться: когда мне надоело, что все в автобусе, включая меня, должны были на каждой остановке эту негодную девчонку ждать, я нагнал Аленку, увлекшуюся погоней за какой-то разноцветной бабочкой и носившейся за ней вокруг палисадника, грубовато схватил за руку, а когда та, надув губы спросила: «А ты кто такой?» и стала вырываться, я ощутимо шлепнул ее ладонью по костлявой попе, пообещав, что это лишь начало и дальше будет еще хуже.
Все оставшееся время, пока мы добирались до курортного местечка в районе Одессы под названием «КаролинаБугаз», девочка, надувшись, просидела возле матери, а та была этим чрезвычайно довольна и исполнилась ко мне чувством благодарности.
Позже, когда нам, проживавшим в соседних домиках и посещавшим одну и ту же столовую, волей-неволей по нескольку раз на день приходилось встречаться, я каждый раз испытывал перед девочкой неловкость за то, что ее шлепнул, она же, проходя мимо, гордо поднимала голову, делая вид, что в упор меня не замечает.
Однако через пару дней она все же снизошла до общения со мной и обратилась с просьбой. Заметив, что я неплохо ныряю, она попросила достать со дна раковину, которые, как она видела, местные ребята, ныряя, доставали.
Я, радуясь тому, что могу заслужить ее прощение, полдня провел на пирсе, беспрерывно ныряя, и достал ей с десяток различных раковин, пока она, наконец, не была удовлетворена. Тогда девочка сменила гнев на милость и простила меня, при встречах она теперь кивала, а, будучи в это время вместе с матерью, даже здоровалась.
Однако через пару дней она все же снизошла до общения со мной и обратилась с просьбой. Заметив, что я неплохо ныряю, она попросила достать со дна раковину, которые, как она видела, местные ребята, ныряя, доставали.
Я, радуясь тому, что могу заслужить ее прощение, полдня провел на пирсе, беспрерывно ныряя, и достал ей с десяток различных раковин, пока она, наконец, не была удовлетворена. Тогда девочка сменила гнев на милость и простила меня, при встречах она теперь кивала, а, будучи в это время вместе с матерью, даже здоровалась.
Так прошло несколько дней, пока в нашем лагере не появилась еще одна, старшая дочь Веры Степановны, Аленкина сестра. Ее звали Мила, она провела у моря вместе с матерью и сестрой всего два дня, после чего уехала в Москву поступать в театральный институт; девушка мечтала выучиться на актрису.
Мила, надо признать, произвела на меня неизгладимое впечатление: моя сверстница ей было всего семнадцать, была удивительно хороша собой: высокая, стройная красивая брюнетка с гордым, и я бы даже сказал, надменным взглядом.
Что и говорить с первых же минут, едва я ее увидел, так и влюбился без памяти, как, впрочем, и вся мужская половина нашего лагеря.
Надо отметить, что Аленкиных сверстников в лагере и ближайшем окружении почти не было, и малышка, нуждаясь в товарище по играм, стала привлекать к своим играм меня. Я не отказывался, но, играя и общаясь с ней, старался находиться поближе к тому месту, откуда мог видеть ее старшую сестру Милу. Но мне это почти не удавалось, потому что та то и дело куда-то исчезала, и за то короткое время, что она провела в нашем лагере, я смог понаблюдать за ней, наслаждаясь, всего несколько раз. Будучи впечатлительным по натуре и еще, если можно так выразиться, нецелованным юношей, я ужасно расстроился, когда Мила, так и не удостоив меня хотя бы одним взглядом за два прошедших дня, уехала; мать отправилась вместе с ней в Одессу провожать дочь на поезд, поручив мне опекать свою младшую Аленку. Никакого сходства в чертах родных сестер, я, сколько не вглядывался в Аленку, не находил, тогда она, честно говоря, больше напоминала мне гадкого утенка из известной сказки.