Сегодня я приехал под Москву передать ей привет и подарки. Особенным поручением от моего учителя стала передача Евдокии Лазаревне премии, выраженной в денежном эквиваленте, что должно было стать хорошим подспорьем в ведении не только домашнего хозяйства, но и в поправке пошатнувшегося здоровья уже не молодой женщины
Сначала нужно было заехать оформить кое-какие бумаги по выписанной Лазарем Макаровичем доверенности, где я и услышал разные мнения об этой семье. Удивила их полярность, начинавшаяся от странностей многодетной матери до ее фанатичной, даже опасной, как некоторым казалось, набожности, которая из-за упорности старой тетки иногда лишала ее детей некоторых льгот.
Соседи, показавшие, в какой стороне находится дом, принадлежащий семье Кружилиных, хитро улыбались, но плохого не говорили, давая понять, что пожилая женщина не любит, когда ее хвалят. Старушки, сидевшие через дорогу напротив деревянного забора с воротами и калиткой, какие были приняты в старину, пускавшие в двор средних размеров, окруженный по периметру хозяйственными постройками, и вовсе завалили меня рассказами о детках и самой хозяйке, их старой подруге.
Говорили тепло, но предупреждали не лезть к ней в душу, ибо там слишком много боли, а также не верить всему, что говорят молодые долдоны и вертихвостки из этой и близлежащих деревень. А уж то, что наша привычка делать вывод по одному-двум случаям из жизни людей, клеймя их штампами, зачастую не соответствует правде, я знал на собственном опыте.
Не собираясь ничего узнавать, только выполнить порученное и отправляться к супруге, ждавшей моего возвращения из месячной командировки, я предполагал освободиться быстро. Моя Маруся нервничала, находясь на двадцать пятой неделе беременности, и всё из-за посещения центра планирования семьи, где ее уговаривали прервать это положение по якобы имеющимся показаниям. Ребенок у нас уже ожидался второй, потому она не была дилетантом и воспринимала многое в штыки. Она бы и «послала» этих врачей, а иногда и совсем непонятных людей, работающих в этом злополучном центре, если бы не настойчивое желание обслуживаться в нем её начальника.
Мне казалось, что ему прерывание беременности было на руку, поскольку он в этом случае не терял нужную и полезную работницу, притом что и платить жалование при ее отсутствии в «декретном отпуске» тоже не придется. Центром были недовольны многие женщины, работающие в фирме, поскольку основным его направлением было любыми путями и увещеваниями, часто сопровождающиеся буквально насилием (женщину могли насильно оставить одну на несколько часов в запертом кабинете гинеколога, якобы для уединенного обдумывания навязываемого мнения о необходимости аборта) прервать беременность любыми путями.
К сожалению, напор в подобных учреждениях настолько профессионально поставлен, что не только неопытные молодые женщины, попавшие под эту, извращенно меняющую истину, информационную струю об ожидаемых роженицу негатива и сложностей в неподъемной жизни с младенцем, выливаемые старательными «врачами», но и уже рожавшие матери сдаются, впоследствии жалея о сделанном выборе всю оставшуюся жизнь.
Супруга просила поддержки и защиты от навязывающихся активистов этого центра, что вызывало у меня бурю эмоций и вулкан негодований. Услышав наши переживания, Лазарь Макарович просил, не откладывая, рассказать об этом его матери, думаю, поэтому и придумал это поручение
Калитку открыла девица лет тринадцати-четырнадцати, прищурив с хитрецой глаза, поинтересовалась, к кому я. Услышав о поручении от старшего брата, побежала в дом, просив идти за ней, не боясь собак: «Они добрые, своих не трогают».
Дом, скрытый за забором, оказался добротным, сложенным из красного кирпича, с крышей, покрытой не первой свежести шифером. Старые, деревянные, но в свежей краске, обновленные окна небольшого размера говорили не только о рачительности и рациональности строителей, но и о аккуратности сегодняшних хозяев.
Участок, ухоженный и ладно используемый под цветы и овощные культуры, был охвачен по периметру фруктовыми деревьями и ягодными кустарниками. Скворечники облепили почти весь забор, но птицам не хватало, и они, в основном ласточки, ютились под крышей, пробираясь туда, как всегда, через щели.
Резное крыльцо с удобными ступенями, явно недавно справленное, остановило на себе взгляд, а оставленная обувь резанула где-то глубоко догадкой, что свои штиблеты тоже лучше снять здесь. Вышедшая хозяйка худенькая, невысокая, еще не старушка, но уже «бабушка» с карими глазами и молодым взглядом заметив направление моей мысли, махнула рукой, приглашая в дом, сопроводив жесты словами: «Это обувь для огорода, проходите, я дам вам тапочки здесь» Её одежда резко контрастировала и с самим домом, и с хозяйством, выдавая когда-то городского жителя, вынужденного перебраться подальше от высоких цен и неуёмных по жадности городских властей, не желающих входить в часто нелегкое положение обычных граждан.
Евдокия Лазаревна, обрадованная новостями от сына, бережно разложила подарки на столе, статуэтку, полученную на фестивале, поставила рядом с другими в сервант и, смахнув накатившую чуть заметную слезинку, тихо поинтересовалась: