В тайне от неё я тоже начал делать свои секретики. Отыскивая нужные мне цветы, я готовил для них бархатистое ложе в обрамлении камней и выкладывал моё сокровище на фоне земли, накрывая его стеклом, будто стеклянной витриной в музее. Я всё копал и рыл землю, словно хотел докопаться до самого центра земли. И как великую тайну, показывал затем свои секретики другим ребятам, вдохновляя и их тоже на их собственные фантазии. Со всей своей непреходящей одержимостью и чрезмерной экзальтацией прибегал я в свои тайные места один, чтобы проверить, на месте ли мой секрет, не случилось ли с ним что, с эти моим сокровищем; или же чтоб изменить композицию, или вообще поменять место тайника, боясь, как бы чья-нибудь разбойничья душа не разорила его. И эти заботы вносили беспокойство даже в мои сны.
Из всех этих детских игр и забав и что-то таинственное есть в этой «развязке» родилось затем совсем другое, новое и бесспорно исключительное увлечение, прообразом которого и были мои нежные секретики.
Это наше с Томой увлечение, которое всё тянулось ввысь, как несгибаемый
цветок, переросло затем для меня еще в новое
страстное увлечение создавать
гербарии из редкостных
для меня
расте-
ний.
Сирень
Lilas
В каждый гвоздик душистой сирени,
Распевая, вползает пчела
А. А. Фет. «Пчелы»1854Tu viens chercher la nuit
les fleurs que tu cueillis
A. Rimbaud. «Ophélia», 1870Об этих цветах ходило множество легенд. Цветок не менее таинственный, чем анютины глазки. Мы тайно рвали сирень в чужих палисадниках. Трудно было себе представить палисадник без куста сирени.
С приходом весны в городе всё начинало кружиться в мареве сирени и черемухи. Благоухание томило по ночам. Про сирень говорили, что чем больше её рвешь и обламываешь, тем обильнее она цветет. Словно священный ритуал, словно архаическая церемония жертвоприношения был этот обычай в моём городе: под покровом роскошной тьмы отправляться в ночь, чтобы тайно нарвать огромный букет сирени почему-то самым «изысканно-варварским» способом в чужих палисадниках.
Совершенно несправедливо забытый обычай. Сегодня уже не встретишь на улицах прохожего, идущего с букетом сирени, яблони или черемухи. Как напоминание об этом утраченном ритуале такой букет можно встретить лишь написанным маслом на картинах художников, которые в угоду ностальгическим грёзам детства и юности рисуют их сегодня в огромных количествах, продавая затем ностальгирующим покупателям на маленьких рыночках.
А в моём детстве было огромное море живой сирени и черёмухи. Почти у каждого дома росло своё черёмуховое дерево.
Весна занималась, и аромат погружал город в сладкий туман городок весь зацветал и клубился черемуховым дымом. Окутанные девственным цветом, палисадники благоухали, как Аравийские сады. Люди шли и шли с огромными охапками этих безумно благоухающих цветов. Букеты приносили домой и ставили в вазы на окно или на стол (такие круглые столы были тогда у всех в доме, обязательно покрытые скатертью).
Какой-то зов предков позвал и меня в ту ночь отправиться за букетом сирени. Сначала долго спорили, куда именно пойти: залезть в соседний палисадник или отправиться в городской Сад Металлургов, где сирень росла сплошной стеной вдоль решётки, возвышаясь пенными бурунами и источая неимоверно хрупкий аромат капризной души. После долгих споров все-таки решили с мальчишками отправиться в городской сад. К тому же, там были танцы и музыка, и вся молодежь города стекалась туда кто просто потолкаться, кто потанцевать.
Сад располагался амфитеатром, внизу которого находилась танцевальная площадка, а сиреневые аллеи были его галёркой. В призрачном свете фонарей молодые люди спускались вниз по лестницам на танцплощадку, предварительно покупая в кассах Дворца маленький билетик.
Кто был поскромнее, толкались за ограждением. Самые нерешительные наблюдали зрелище сверху, словно заглядывая в оркестровую яму сверху вниз, с галерки амфитеатра. Мы, мальчишки, висели на заборе, куда взбирались неимоверными усилиями, и ветки сирени благословенно свешивались нам прямо в руки. Музыка гремела, грохотали электронные гитары, раздувая эфемерную цветочную пыль в воздухе, отчего атмосфера сада делалась еще таинственней. В разгар танцев становилось настолько темно, что разглядеть, что происходит в кустах сирени, было невозможно. Темно было даже для летучей мыши. Этим мы и пользовались, совершая ночной обряд, жадно обламывая ветки самой крупной в городе сирени.
Вот и на этот раз, дождавшись, когда спустится над садом плотный покров ночи, мы отправились на вылазку совершать свой прыжок во мглу.
Полночный сад и дворец выглядели феерично. Чтобы проникнуть внутрь, нужно было пройти через чугунную калитку. Фиолетовые тени падали от деревьев в свете фонарей. Пышные кусты в истоме распускались в ночи. Звезды мерцали над этим чёрным бездонным омутом. Кузнечики на все голоса стрекотали в траве, придавая ночи волшебный колорит. Романтичные фонарики освещали крутой спуск лестниц, ведущих вниз. Танцевальная площадка светилась внизу яркими огнями. Девчонок было много. Они крутились в центре площадки. В тесной душной интимности ночи, в порыве танца, разгоревшиеся румянцем, их лица выглядели одухотворенными. Парни жались по краям, улыбками сверкая в безумном свете неонов и глазами выбирая себе пару. Веселье разгоралось, и никому и дела не было до нас, забравшихся на забор мальчишек с одной единственной целью добыть букет сирени и принести его домой.