Проводив взглядом удачный бросок, он посмотрел на жену, которая инстинктивно дернулась от чужой одежды; вместе с ней дернулась и бутылка, попав в косой солнечный луч, пробившийся сквозь неплотную занавеску. Федор вдруг почувствовал, как что-то (сердце, наверное) гулко ухнуло вниз, вглубь живота. Первая, и единственная за сегодняшнее утро светлая надежда скончалась, едва успев подмигнуть ему.
Солнце, которое било поверх плеча Галчонка прямо в глаза Казанцеву, пока он сидел на полу, сыграло с ним подлую шутку. В руках жена держала вовсе не бутылку со сладким импортным содержимым, которым он надеялся погасить бушевавший вовсю внутри него посталкогольный пожар. Не от стеклянного бока финского изделия скакнул в глаза Федору веселый солнечный зайчик. Нет так ярко и игриво сверкнуло на солнце лезвие обычного кухонного топорика. Того самого топорика с длинной ручкой, одним тупым и вторым острым концом, который он собственноручно заточил два дня назад.
Теперь его (топорик) держала в руках жена; держала воинственно. Федору даже показалось, что с острого блестящего лезвия на пол сорвалась густая темная капля крови. Он нацелил на эту кляксу длинный указательный палец и прохрипел, откашлявшись, короткий вопрос:
Это что?
Это ты меня спрашиваешь? с ударением на «меня» пошла в атаку Галчонок, это я тебя спрашиваю: «Что это такое?!».
Она наступала на мужа, поигрывая топориком и откидывая в сторону лохмотья, попадавшие под ее ножки, обутые в мягкие лопоухие тапочки. Те самые ножки, которые до сих пор сводили Казанцева с ума
ВпрочемФедору, отпрыгнувшему от топорика за спинку кровати, стало совсем не до того, когда Галя вдруг рухнула ничком на постель, выпустив оружие на пол. Топорик глухо стукнулся о крашеные доски, а Галчонок заревела во весь голос впервые за восемь лет их совместной жизни.
Через мгновение Казанцев был уже рядом; он сидел на скрипучей кровати, поглаживал жену по вздрагивающей от рыданий спине и бормотал, успокаивая ее:
Ну что ты, Галчонок, перестань! Ну хочешь ударь меня. Ну не плачь, маленькая, все будет нормально. Сейчас уберусь соберу всю эту грязь, выкину Нет сожгу, чтобы и следа не осталось
Уже, сквозь слезы всхлипнула Галина.
Что уже, не понял Федор.
Уже сожгла! чуть не выкрикнула жена.
Она снова залилась слезами, так что ее спина задергалась под длинной Фединой ладонью.
Что сожгла? опять не понял Федор.
Галчонок вдруг резко подскочила на кровати, одним движением развернувшись и усевшись напротив мужа. Казанцев несмело улыбнулся ей, в тысячный; нет в миллионный раз позавидовав себе, такому счастливому с такой прекрасной половинкой. Галину не портили ни вспухшие от слез глаза, ни шмыгающий чуть вздернутый носик, ни та непостижимая ярость, которую она вдруг выплеснула прямо в лицо мужа вместе со словами:
Одежду твою сожгла-а-а!..
Не имея возможности схватить его за отвороты рубашки ввиду отсутствия последней, и потрясти как следует нескладное тело мужа, она замолотила кулачками по его впалой груди.
Одежду твою сожгла-а-а!..
Не имея возможности схватить его за отвороты рубашки ввиду отсутствия последней, и потрясти как следует нескладное тело мужа, она замолотила кулачками по его впалой груди.
Было совсем не больно; но и на боль Казанцев не обратил бы никакого внимания, потому что заполнился сейчас изумлением.
Зачем?! Зачем надо было сжигать мою одежду? совсем запутался Казанцев, и чья, наконец, эта? Ты можешь мне объяснить?
Он поддел ногой, доставшей до середины комнаты, кусок тряпья, оказавшейся дырявой майкой.
А вот зачем! Галина ловко подцепила рукой грязный предмет чужого туалета и ткнула им Федору в нос. Ткнула в буквальном смысле, так что ему как он не задерживал дыхание пришлось глотнуть и этого «аромата».
Майка пахла сразу всем и носками, и трусами, и той самой каплей крови, которая возможно, на самом деле стекла недавно с лезвия топора. Запах свежей крови сквозь нещадную вонь драной майки мог распознать чуткий нос профессионала. Федор Казанцев был как раз таким профессионалом дипломированным практикующим ветеринарным врачом. Этот запах вдруг стал главным. Он заполнил ноздри Казанцева, расширившиеся от предчувствия чего-то ужасного. Федор скосил глаза вниз, не решаясь выхватить майку из рук жены. Смятый комок грязной ткани густо покрывали кроваво-красные пятна.
Просто кровавые, машинально поправил себя Казанцев и шепотом, будто кто-то кроме жены мог еще услышать его, спросил, а где он?
Кто он?
Ну кто?.. Труп!
Жена замерла на секунду с каким-то странным выражением лица, а потом ответила, по обыкновению вопросом на вопрос:
Ага, ты даже не знаешь, как его зовут звали? Галчонок коротко истерично хохотнула, потом опять задумалась, словно решала какую-то задач; наконец решила ее и выпалила, привел неведомо кого в дом, испоганил тут все. Потом сунул ему в бок ножик и даже не спросил, как его зовут?
К какой ножик? К куда сунул?
А то сам не знаешь, куда суют? Между пятым и шестым ребром; а дальше как у Михаила Юрьевича.
К какого Михаила Юрьевича? зубы насмерть перепуганного Казанцева начали выстукивать танец маленьких лебедей.