С трудом Вика села в постели. Стало чуть легче, но ненадолго. Через минуту удушье накатило с новой силой, а вместе с ним одолел приступ кашля. Вика поднесла ко рту салфетку и с недоумением принялась разглядывать появившиеся на ней розовые пенящиеся пятна.
К ней пришёл страх. Даже не страх, нет: чувство, охватившее её, нельзя было назвать просто страхом. Это был ужас: тот самый, леденящий, животный ужас, о котором так часто пишут в романах, но которого сама Вика доселе не испытывала никогда. Она попыталась вдохнуть, чтобы закричать, но вместо крика из груди вырвался жуткий клокочущий хрип вместе с розовыми брызгами. И второй раз за это утро Вика поняла, что умирает теперь наяву.
Два месяца назад, 1325, персональная выставка Виктории Боровой.Вика, это успех: несомненный и заслуженный!
Николай Глебович Ерохин, как всегда, расплёскивал эмоции. Ещё бы: первая персональная выставка его ученицы и сразу такой аншлаг! Весь Нероградский художественный бомонд собрался и даже маститые живописцы из столицы почтили своим присутствием выставку Вики. И не просто почтили, но и в один голос восторгались экспрессией и какой-то пронзительной искренностью картин неизвестной доселе провинциальной художницы. Да, это действительно был успех.
Спасибо, Николай Глебыч! Только это больше ваш успех, чем мой. Я ведь выставила свои старые работы, которые, в общем-то, так или иначе уже демонстрировались почтеннейшей публике. А вы смогли организовать выставку и преподнести их по-новому. Спасибо вам!
Да полно тебе, Вика! Я всегда говорил, что твои картины гениальны. И сейчас только ещё более утвердился в своей правоте. Это тот случай, когда ученица превзошла своего учителя ладно, не красней, пошли пить шампанское и принимать поздравления!
Старый художник, увлекая за собой ученицу, ринулся сквозь толпу к накрытому столу. Раскрасневшаяся Вика едва поспевала за ним, на бегу приветственно кивая знакомым, малознакомым и вовсе чужим лицам. Неожиданный триумф смущал её. Чтобы преодолеть это смущение, Вика приняла из чьих-то рук полный бокал шампанского и залпом выпила его до дна.
Жена, а ты, оказывается, тайный алкоголик! Вот так живёшь живёшь с человеком пятнадцать лет и не знаешь его слабостей. Надо бы тебя почаще на пик славы забрасывать глядишь, ещё чего вскроется. Михаил приобнял супругу за талию и чмокнул в щёку. Поздравляю! Народ ликует.
А ты? Вика почувствовала, как стремительно хмелеет.
А я что? Или я не народ? оскорбился муж. Я его яркий представитель. И посему ликую тоже. Могу даже в воздух чепчики покидать. Где тут у вас чепчики раздают?
Колпак бы тебе выдать шутовской. Ты почему опоздал?
Извини, дорогая, меня не отпускали благодарные больные. Ну, просто вцепились посиневшими скрюченными пальцами в одежды и умоляли: «Ну полечите же, полечите нас ещё!». Порвали халат и дрались за лоскуты. А я сбежал.
Твои больные фетишисты?
Нет, они просто без ума от своего доктора Ну, хорош я, хорош. Что ж поделать. сокрушённо вздохнул Михаил, сотворяя из четырёх маленьких бутербродов с икрой один большой. Я, зато в книге отзывов тебе такую запись оставил закачаешься! На трёх страницах.
И что же накропал?
Не помню уже. Это же в порыве вдохновенья. Муза пришла и ушла. Вкратце смысл сводится к тому, что ежели какой смертный не восхищён твоими полотнами, то горе ему, ибо ущербный он разумом и убогий духом. И пристало ему лишь биться челом неразумным о стену кирпичную до полного избавления от жизни своей пустой и никчёмной. муж попытался поместить созданную им конструкцию в рот. Конструкция оказалась значительно больше входного отверстия. Михаил озадаченно осмотрел её и начал с аппетитом употреблять по частям.
Врун, хвастун и обжора. констатировала Вика, смахивая осыпавшуюся икру с любимого мужниного галстука.
Угу зато чертовски обаятельный, согласился муж, оценивающим взглядом окидывая блюдо с пирожными.
Вика собралась было ещё раз пройтись по поводу аппетитов своего благоверного, но поняла безнадёжность иронии и махнула рукой. К тому же к ней вновь подлетел Ерохин:
Голубушка, прошу на подиум. Ты просто обязана сказать прочувственную речь жаждущей публике. И не забудь горячо и от всего сердца поблагодарить своего старого учителя за его невероятное терпение. Николай Глебович вновь железной, совсем не старческой хваткой, стиснул Викину руку и помчался к небольшой сцене.
Вика, совершенно смущённая, поднялась к микрофону. Сердце бешено застучало.
Дорогие друзья! Я знаю, что должна что-то сказать, причитающееся случаю, но абсолютно не знаю, что именно. Я вижу, что мои картины доставили вам радость и, наверное, это самое главное для меня: знать, видеть, чувствовать радость близких и дорогих сердцу людей и знать, что к зарождению этой радости приложила руку я сама. Что-то я очень сумбурно говорю, но, надеюсь, вы поняли, что я хочу сказать. Я всех вас люблю и безумно благодарна каждому из вас и поверьте, есть за что. Вика улыбнулась, поймав взгляд Ерохина. И особенно благодарна своему учителю за его невероятное терпение!