Анатолий Лернер - Тремпиада. Эзотерическая притча стр 18.

А доброта она всегда вокруг нас. Нужно только захотеть увидеть её, увидев, не обидеть, принять, не оскорбить отказом или равнодушием И мне жалко его. Вот ведь бедный Злой человек, он всегда обделен. Не с кем ему и душу излить, некому ему и грехи его отпустить, нежным себя почувствовать не с кем Это ведь такое счастье  знать, что есть хотя бы один человек, кто поймет тебя, не предаст и не осудит, а надо  так просто промолчит вовремя и ты ему благодарен уже только за одно это молчание, за сочувствие, за соучастие посвящение. Ты и он, твой Ангел-хранитель. А между  истина сама

Татьяна тяжело вздохнула, посмотрев на Севку. Все молчали. Почему-то хотелось, чтобы этот искренний человек говорил ещё и ещё. И она продолжила:

 Нет, ну надо же, а? Такой язык! Вы, Коля, извините меня, ради Бога Я ничего не читала из ваших произведений, но мне кажется, вы и писать должны также. Красиво, сложно и удивительно просто. Не для всех простота такая Просто  для тех, кто не ушами или глазами, там, а просто  для тех, кто воспринимает всё сердцем Не сердцем даже  душой Нет?.. Я не права? Извините, я не умею писать и говорить красиво, я умею рисовать. И мне вот сейчас очень хочется, просто неудержимо хочется рисовать. И не просто рисовать, а создать что-то такое, чтобы люди посмотрели и сказали: это же надо, а?! Вот баба даёт!.. Вот как рисовать хочется, Коля!.. А хотите, я ваш портрет напишу! Нет, правда, приходите в любое время, когда хотите  приходите, я ваш портрет с радостью напишу. А вообще, я очень и очень и очень рада, что к Севочке такие люди ходят.

Правда. А то, как-то на днях захожу, а у него тут Провалиться!  Татьяна метнула молнию в сторону Юрия Петровича.

 Ну, началось,  недовольно промычал рантье.

А Татьяна, словно бы спохватившись, обрушила всю лавину своей доброты на меня:

 О вас тут так хорошо говорили

Все засмеялись.

 Чего они ржут?  слегка смутилась Татьяна,  Дураки Вы же сами  добрый человек Нет-нет, молчите, не перебивайте, а то я собьюсь и не скажу то, что мне необходимо сказать А, не обращайте на них внимания.  Она миролюбиво махнула рукой в сторону хохочущих.

 На них порой находит. Так вот Черт, не знаю даже как сказать Ну, в общем, мне бы очень хотелось попросить вас что-нибудь прочесть своё. Я так волнуюсь: вдруг вы откажетесь или

 Или, окажется не настолько высок, как преподнёс нам его друг,  рантье явно жаждал реванша.

 Прочти «Осень»,  пришел на выручку Николушка. Я, с благодарностью кивнув, бережно протёр от пыли исцарапанную звездами шарманку и Ночь, натружено дыша, уселась у стола, широко по-бабьи расставив колени. Она грустила и бодрилась, нервно вздрагивая, заламывала до хруста пальцы. Затем, резко подхватившись, подбирая подол и размахивая им, точно веером, неслась куда-то, передёргивая плечами. Над крыльями её балахона, в лунном отблеске распушенных вороных волос, то Осень являлась, бывшей придворной, а ныне базарной торговкой, то плакал уходящий Моцарт, то божественный Иероним Босх, исхитрившись, ловил тень вечно неутомимого Аргуса, затаившегося у старой конки на Остановке Дождей, то княгиня-язычница Ольга, примеряла на Русь христианство, сравнивая себя с иудейским царем

А кругом бушевала Макарьевская ярмарка, доносились скоморошьи страдания, угрозы Ильи Муромца в адрес Владимира, созывался очередной шабаш ведьм

19

Март девяносто второго года. В центре страны наводнения. Кинерет вышел из берегов. Кибуц Мером Голан утопает в снегах.

Жена укладывает сына. Из спальни доносится его притворно-нежный голосочек. Я сижу в салоне нашего кратковременного киббуцного жилья. Рядом мается, подобранный с помойки, пёс. Сейчас он покачивает коляску с только что родившейся дочуркой. И такая стоит тишина, словно мы уже погребены под снегом.

Из-за грозы отключён телевизор. Разложены учебники иврита, раскрыты словари. Молчит телефон. Волна одиночества пытается погасить пламя свечи. Причудливые тени пляшут под потолком. Кто вы, тени? Откуда это ваше неуёмное веселье? К чему эти шутовские угрозы? В чём мы повинны перед этой неряшливо-колючей, как сабры, страной и кому нужна наша горечь в этой сладкой, как сабры, стране?

Из-за грозы отключён телевизор. Разложены учебники иврита, раскрыты словари. Молчит телефон. Волна одиночества пытается погасить пламя свечи. Причудливые тени пляшут под потолком. Кто вы, тени? Откуда это ваше неуёмное веселье? К чему эти шутовские угрозы? В чём мы повинны перед этой неряшливо-колючей, как сабры, страной и кому нужна наша горечь в этой сладкой, как сабры, стране?

Мы пришли в неё, взяв с собой всё самое лучшее, что было у нас. Она отринула лучшее и выпятила неприглядное  всё то, с чем мы не сумели расстаться в своём долгом мучительном пути к ней.

Пренебрежительно-надменное «русские»  здесь, напоминает тупо ненавистное «жид»  там. Да, русские. Пусть так. Это ближе к истине, нежели непроворачивающееся во рту «лица еврейской национальности»  там.