А я с детства был прохладен к зверушкам, и совсем не любил кошек, так получилось по жизни. У отца в детстве умерла годовалая сестрёнка Алиса от царапины кошки и как было любить этих пушистиков, если мы с Галкой двойняшки? Она же моя сестрёнка! И только под полтинник я впервые влюбился в свою Стешку, которая приехала прямо в ремзону в школьном автобусе, в забытую детьми пушистую, серую, дымчатую, с чёрной головой чёрта мою самую любимую и гениальную кошку! Только увидел понял: это только моё сокровище, моя Джульетта, моё счастье, и без её хвостика и усиков мне не жить! И она мне день в день на полтинник прямо за спиной на диване родила потом Прошку, мою вторую любовь, мудрейшую и мудрющую мою муську, и мы с ней прожили двенадцать лет как в сказке, только что ни померли в один день. Только про усатых и хвостатых моих джанечек уже сляпал пять опусов да в рифму, да пьесами разве только что кантат да ораторий не сочинял для них под луной. Ума полоумному хватило б, да на моём музыкальном слухе природа решила сэкономить. Но вот смотрю опять на полный стаканчик и снова грустная тень проскользнула по закоулкам моих извилин: «А почему всё, собственно, так устроено, а? Братьям нашим меньшим их ушедшие им до лампочки, а ушедшие от нас помнятся и мы не мы без памяти о них? Не, просто, без Сократов и Дарвинов, какой должен быть на этот вопрос простой и, может даже быть, неприглядный ответ? Без генетик, в двух словах?..» Но тут полный мой стаканчик совсем запутывает мою мысль.
Убираю одним глотком «помеху» и сразу ответ готов: «Польза! личная польза!» Ну, ладно, соглашусь: и личная польза. Как ни вертись, личная, и только человеческая: животные об ушедших не помнят. Естественно, можно украсить этот человеческий эгоизм и терминами из биологии, и цитатами из духовных учений, было бы чем прикрыть эту нашу «невинную корысть».
Но и чего тут стесняться по большому счёту? Вспоминаешь добрых людей, какие здесь и кого уже нет, и сразу понимаешь, сколько ж ещё в тебе «пыли и шума». Польза? польза, даже для окружающих. А убаюкивать слабую, затерявшуюся в вечных, пугающих нас категориях, неспокойную душу всесильным небом польза? Да, и ещё какая! Я и за родных спокоен, и за своих кошек теперь, и за себя любые сказки в мире материальны, когда полезны. И всё ж верчусь, как шашлык на шампуре, так со всех сторон жарко: знать, всё ж присутствует во мне невосполнимый дефицит простого натурального добра, раз память ищет опоры в прошлом, в ушедших: им, уже небесным, не поменяться и только им мы здесь верим до конца.
Санька ушёл совсем молодым, ему, наверно, не было и двадцати пяти. Ну никак его сердце не могло успеть очерстветь. И Санька там, конечно, самый главный в том заоблачном живом уголке. Да я и сам был бы только рад очутиться там, хоть белым и пушистым, хоть в полосочку и облезлым, если в другой жизни окажусь котом, но с одним условием: лишь бы любыми путями! но попасть там в хозяйство Сашки.
Завидую обаятельному головорезу Сильверу и его клюватому другу. Они друг друга знали как облупленные, и в их сердцах жило полное доверие и вечная любовь друг к другу. И после ещё одного стаканчика я вдруг радостно вздрогнул: костыль ну, пусть, палочка у меня уже есть! глаз в детстве из рогатки шпулькой подбили! и очень даже серьёзно месяц провалялся в областной больнице! а вместо говоруна Капитана Флинта, вон, греется у меня на пузе любимая котяра! чё? почти Сильвер! И Джанечка моя крутобёдрая вон: поливает грядки, уже загорелая вся! чем ни «чернокожая»?
Завидую обаятельному головорезу Сильверу и его клюватому другу. Они друг друга знали как облупленные, и в их сердцах жило полное доверие и вечная любовь друг к другу. И после ещё одного стаканчика я вдруг радостно вздрогнул: костыль ну, пусть, палочка у меня уже есть! глаз в детстве из рогатки шпулькой подбили! и очень даже серьёзно месяц провалялся в областной больнице! а вместо говоруна Капитана Флинта, вон, греется у меня на пузе любимая котяра! чё? почти Сильвер! И Джанечка моя крутобёдрая вон: поливает грядки, уже загорелая вся! чем ни «чернокожая»?
«И дорога а ля Стивенсон в вечный рай любви вся моя!»
Даже крикнул с крылечка! Аж три раза! «Пиастры! Пиастры! Пиастры!»
Джанечка моя покрутила пальцем у виска, а я снова вздрогнул, но уже с вопрошающей надеждой, туда, к кучеряшкам в небе: «Как ты там? и твой маленький любимец на твоём плече? Сань? Он там тоже признаётся тебе в любви: Пиастры! Пиастры! Пиастры!?»
5. 06. 2018
Неботаник в очках
Памяти Юрки Еперина
Даже бессонной ночью мне снятся только цветные сны. Но всё чаще и чаще нахожу под подушками виноватые, пристыженные хвостики этих снов: «Везёт же тебе, неблагодарный счастливчик: беды на твоём совсем несвятом пути кто-то старательно выметает на обочины, самые наглые просьбы, самые настырные и незаслуженные желания кем-то педантично и пунктуально исполняются, и уже иногда боишься не найти своего отражения в зеркале на земле ли я? столько падало кирпичей на шляпу и мимо! А каждый второй кирпич, ещё не долетев, уже тихо, извиняясь, улетал обратно. Даже для патологического удачника это явный перебор и что-то не сходится с теорией вероятностей. Столько мармелада на одну душу, наверно, полагается только там, безгрешным, а мне кто-то раз за разом выдаёт чужую пайку. Выворачивай карманы, паренёк, и признавайся, где хапнул столько везения?»