Вот то был мужик! Про всё на свете гутарил без запятой, ясно, смешно, без всякой грязи, про всё от древних мамонтов до взрослых шуток про ночи в Сочи. Ещё в восемь лет я лез в драку, когда мне сообщали, что я родился из живота мамы! В девять лет сочинял похабные письма о наших дворовых Ромео и Джульеттах, а через год, после «Кратера Эршота», уже бродил по круглым камням нашей горной реки и думал о будущей моей жене!
Конечно, дядька был хитрый и мудрющий, и, наверно, знал, что малец под одеялом притворяется спящим, но спуска остроте темам не давал и грязные мыслишки на соседних кроватях топил как котят. И в палате был свет. Понятно, раз читали. Но и в разговорах «про взрослую жизнь» свет не выключался. Никто не входил, никто не выходил. Всех держал своим магнитом безудержного таланта рассказчика на любые темы. Такое вворачивал, но женщины ни разу не вопили. И всё же мне, дураку, пришло в голову ему как-то соврать. С чего-то вдруг ему ляпнул, днём: «А у меня папа и мама никогда не ссорятся». Он для порядка переспросил: «Ничо себе! никогда-никогда?» Но я, упрямо в пол, стоял на своей мечте: «Ни разу». Мудрый дядька пригладил мне чуб и сказал: «Значит, они у тебя ангелы». Я и поверил. Мне очень хотелось верить в его неожиданную версию.
Как же выручали меня потом прибаутки и непонятные рассказы этого дядьки. «Резал» он по всему на свете. Ясно, что и половины я не понимал, да и не положено было по возрасту, но здоровый взгляд на анатомию и, вообще, на жизнь он всё же запихал в мою глупую мозгоноску. И «Кратер Эршота», и замечания по ходу жизни нашего общепалатного гуру втемяшили мне главное: ничто так не расходится с жизнью, как отчаянье. Уж он не унывал никогда, так мне казалось. И когда совершаешь падение до грусти о несбывшихся бульках, становится смешно: как будто ты там, муравей-паучок, под самой низкой травой путаешься в сопливых улитках, а даже великое солнце прячет от нас свои пятна и продолжает светить.
Как же выручали меня потом прибаутки и непонятные рассказы этого дядьки. «Резал» он по всему на свете. Ясно, что и половины я не понимал, да и не положено было по возрасту, но здоровый взгляд на анатомию и, вообще, на жизнь он всё же запихал в мою глупую мозгоноску. И «Кратер Эршота», и замечания по ходу жизни нашего общепалатного гуру втемяшили мне главное: ничто так не расходится с жизнью, как отчаянье. Уж он не унывал никогда, так мне казалось. И когда совершаешь падение до грусти о несбывшихся бульках, становится смешно: как будто ты там, муравей-паучок, под самой низкой травой путаешься в сопливых улитках, а даже великое солнце прячет от нас свои пятна и продолжает светить.
Не помню его босых ног, тапок, одежды. Только умная и насмешливая его физия расплывается по моим мозгам, по всей нашей больничной палате: «Что? Плакать хочется? Ну и на хрена тогда бог придумал для тебя бабу?!»
На странице у младшей дочки в «ВКонтакте» нашёл зд'оровскую фотку из интернета: забитое окно бомжатника с надписью мелом «Я собираюсь жить вечно! И пока у меня получается!» Тоже захотелось впихнуть что-то оптимистическое. Вот, присочинил, типа слогана:
После шумного, пьяного вече
Неразбитая лампа качается.
Так и я собираюсь жить вечно!
И пока у меня получается!
Спасибо, мой весёлый и премудрый дядька из нашей общей палаты. Представляю, какая за ним тянется широкая радостная дорога с улыбками до ушей, по полям, по долам, по годам и судьбам! Надеюсь, что он тогда, в палате, был ещё молодой, и что где-то там, на этой необыкновенной дороге, ещё слышны кому-то его шаги, и он бросает на ходу новому мальцу: «До ветру ходить не стесняйся. Наслаждайся этим и думать здесь нечего. Струя жизни главней любых мыслей, мой юный друг!» Что ещё я мог запомнить, послушный глупыш, дословно?
29.06.2018
Первый правильный случай
Через неделю я опять в Крыму, более чем через полвека. Крым!.. дядя Вова! тётя Лиля! мы с сестрой Галкой! виноград самосвалом! чистый, без травы, персиковый сад любимые дерева моих любимых фруктов! моя ангина только я, изнеженный, как персик, и везучий, как чмурсик, умудрился подхватить вирус, который ещё не открыла тогда наука! песня «А у моря, у синего моря» Агутин превратил её потом в чудо! помидоры вместо воды кока-коле и не снились крымские помидоры! И мне не снилось, что я снова совершу полёт в рай Одиссея и Навсикаи!
Честно, просторную голубую комнату помню. Море, пляж помню, конечно! Галку не помню И тётю Лилю на пляже не помню Но как ловили с дядей Вовой и тётей Лилей какую-то громадную со слона и страшную зверюгу в курятнике помню!
Помню не помню «Давай, бесплатный мой санаторный аэроплан, сдувай все мои болячки, очищай ржавые нейроны через неделю я снова лечу курсом Москва Бахчисарайский фонтан, а изголодавшаяся по мне медуза Горгона от злости, если не загрызёт, так пусть затаскает по дну морскому мой посох! Горгона, мне не жалко!» вот, доберись тут до первого моего правильного случая, когда крымское солнце ещё здесь, в Москве, уже оглашает полный список моих пляжных снов! Но, сигару в зубы и к делу.
Люблю подсознание, оно никому не врёт, хоть и скрывается под мутной маской снов и желаний, и вчера, пока тушил окурок, взяло и выкинуло, прямо с пролетающего надо мной «Боинга» с прожекторами, взяло и, можно сказать, плюнуло в меня надоевшую ему мою мысль: «Венеру в Тельце знаешь, а Венеру в Тельце в натуре, в твоей жизни, за столько лет обозначить некогда было?» Справка: Венера в Тельце моя свободно выбранная половинка по моему натальному гороскопу. Пышненькая, но не толстушка Венера же! Свободная, как Гуляй Поле, но и мощь бизона преград ей нет! Золотишко аппетит ей не портит в Тельце же, но и в беде и чужих не оставит, и золото своё сто раз спустит, если понадобится для помощи. Фигня всё это в смысле, что это только наши благодушные ожидания. Только практика весы наших теорий.