И прекрасно делаете, возразил Михайло Михайлыч, все не слезая с дрожек, потому что она сама словам своим плохо верит. А я очень рад, что встретил вас.
А что?
Хорош вопрос! Как будто не всегда приятно вас встретить! Сегодня вы так же свежи и милы, как это утро.
Александра Павловна опять засмеялась.
Чему же вы смеетесь?
Как чему? Если б вы могли видеть, с какой вялой и холодной миной вы произнесли ваш комплимент! Удивляюсь, как вы не зевнули на последнем слове.
С холодной миной Вам все огня нужно; а огонь никуда не годится. Вспыхнет, надымит и погаснет.
И согреет, подхватила Александра Павловна.
Да и обожжет.
Ну, что ж, что обожжет! И это не беда. Все же лучше, чем
А вот я посмотрю, то ли вы заговорите, когда хоть раз хорошенько обожжетесь, перебил ее с досадой Михайло Михайлыч и хлопнул вожжой по лошади. Прощайте!
Михайло Михайлыч, постойте! закричала Александра Павловна, когда вы у нас будете?
Завтра; поклонитесь вашему брату.
И дрожки покатились.
Александра Павловна посмотрела вслед Михайлу Михайловичу.
«Какой мешок!» подумала она. Сгорбленный, запыленный, с фуражкой на затылке, из-под которой беспорядочно торчали косицы желтых волос, он действительно походил на большой мучной мешок.
Александра Павловна отправилась тихонько назад по дороге домой. Она шла с опущенными глазами. Близкий топот лошади заставил ее остановиться и поднять голову Ей навстречу ехал ее брат верхом; рядом с ним шел молодой человек небольшого роста, в легоньком сюртучке нараспашку, легоньком галстучке и легонькой серой шляпе, с тросточкой в руке. Он уже давно улыбался Александре Павловне, хотя и видел, что она шла в раздумье, ничего не замечая, а как только она остановилась, подошел к ней и радостно, почти нежно произнес:
Здравствуйте, Александра Павловна, здравствуйте!
А! Константин Диомидыч! здравствуйте! ответила она. Вы от Дарьи Михайловны?
Точно так-с, точно так-с, подхватил с сияющим лицом молодой человек, от Дарьи Михайловны. Дарья Михайловна послала меня к вам-с; я предпочел идти пешком Утро такое чудесное, всего четыре версты расстояния. Я прихожу вас дома нет-с. Мне ваш братец говорит, что вы пошли в Семеновку, и сами собираются в поле; я вот с ними и пошел-с, к вам навстречу. Да-с. Как это приятно!
Молодой человек говорил по-русски чисто и правильно, но с иностранным произношением, хотя трудно было определить, с каким именно. В чертах лица его было нечто азиатское. Длинный нос с горбиной, большие неподвижные глаза навыкате, крупные красные губы, покатый лоб, черные как смоль волосы все в нем изобличало восточное происхождение; но молодой человек именовался по фамилии Пандалевским и называл своею родиной Одессу, хотя и воспитывался где-то в Белоруссии, на счет благодетельной и богатой вдовы. Другая вдова определила его на службу. Вообще дамы средних лет охотно покровительствовали Константину Диомидычу: он умел искать, умел находить в них. Он и теперь жил у богатой помещицы, Дарьи Михайловны Ласунской, в качестве приемыша или нахлебника. Он был весьма ласков, услужлив, чувствителен и втайне сластолюбив, обладал приятным голосом, порядочно играл на фортепьяно и имел привычку, когда говорил с кем-нибудь, так и впиваться в него глазами. Он одевался очень чистенько и платье носил чрезвычайно долго, тщательно выбривал свой широкий подбородок и причесывал волосок к волоску.
Александра Павловна выслушала его речь до конца и обратилась к брату.
Александра Павловна выслушала его речь до конца и обратилась к брату.
Сегодня мне все встречи: сейчас я разговаривала с Лежневым.
А, с ним! Он ехал куда-нибудь?
Да; и вообрази, на беговых дрожках, в каком-то полотняном мешке, весь в пыли Какой он чудак!
Да, быть может; только он славный человек.
Кто это? Господин Лежнев? спросил Пандалевский, как бы удивясь.
Да, Михайло Михайлыч Лежнев, возразил Волынцев. Однако прощай, сестра, мне пора ехать в поле: у тебя гречиху сеют. Господин Пандалевский тебя проведет домой
И Волынцев пустил лошадь рысью.
С величайшим удовольствием! воскликнул Константин Диомидыч и предложил Александре Павловне руку.
Она подала ему свою, и оба отправились по дороге в ее усадьбу.
Вести под руку Александру Павловну доставляло, по-видимому, большое удовольствие Константину Диомидычу; он выступал маленькими шагами, улыбался, а восточные глаза его даже покрылись влагой, что, впрочем, с ними случалось нередко: Константину Диомидычу ничего не стоило умилиться и пролить слезу. И кому бы не было приятно вести под руку хорошенькую женщину, молодую и стройную? Об Александре Павловне вся ая губерния единогласно говорила, что она прелесть, и ая губерния не ошибалась. Один ее прямой, чуть-чуть вздернутый носик мог свести с ума любого смертного, не говоря уже о ее бархатных карих глазках, золотисто-русых волосах, ямках на круглых щечках и других красотах. Но лучше всего в ней было выражение ее миловидного лица: доверчивое, добродушное и кроткое, оно и трогало и привлекало. Александра Павловна глядела и смеялась, как ребенок; барыни находили ее простенькой Можно ли было чего-нибудь еще желать?