Иван Сергеевич Тургенев
РУДИН
I
Было тихое летнее утро. Солнце уже довольно высоко стояло на чистом небе; но поля еще блестели росой, из недавно проснувшихся долин веяло душистой свежестью, и в лесу, еще сыром и не шумном, весело распевали ранние птички. На вершине пологого холма, сверху донизу покрытого только что зацветшею рожью, виднелась небольшая деревенька. К этой деревеньке, по узкой проселочной дорожке, шла молодая женщина, в белом кисейном платье, круглой соломенной шляпе и с зонтиком в руке. Казачок издали следовал за ней.
Она шла не торопясь и как бы наслаждаясь прогулкой. Кругом, по высокой, зыбкой ржи, переливаясь то серебристо-зеленой, то красноватой рябью, с мягким шелестом бежали длинные волны; в вышине звенели жаворонки. Молодая женщина шла из собственного своего села, отстоявшего не более версты от деревеньки, куда она направляла путь; звали ее Александрой Павловной Липиной. Она была вдова, бездетна и довольно богата, жила вместе с своим братом, отставным штабс-ротмистром Сергеем Павлычем Волынцевым. Он не был женат и распоряжался ее имением.
Александра Павловна дошла до деревеньки, остановилась у крайней избушки, весьма ветхой и низкой, и, подозвав своего казачка, велела ему войти в нее и спросить о здоровье хозяйки. Он скоро вернулся в сопровождении дряхлого мужика с белой бородой.
Ну, что? спросила Александра Павловна.
Жива еще проговорил старик.
Можно войти?
Отчего же? Можно.
Александра Павловна вошла в избу. В ней было тесно, и душно, и дымно Кто-то закопошился и застонал на лежанке. Александра Павловна оглянулась и увидела в полумраке желтую и сморщенную голову старушки, повязанной клетчатым платком. Покрытая по самую грудь тяжелым армяком, она дышала с трудом, слабо разводя худыми руками.
Александра Павловна приблизилась к старушке и прикоснулась пальцами до ее лба он так и пылал.
Как ты себя чувствуешь, Матрена? спросила она, наклонившись над лежанкой.
О-ох! простонала старушка, всмотревшись в Александру Павловну. Плохо, плохо, родная! Смертный часик пришел, голубушка!
Бог милостив, Матрена: может быть, ты поправишься. Ты приняла лекарство, которое я тебе прислала?
Старушка тоскливо заохала и не отвечала. Она не расслышала вопроса.
Приняла, проговорил старик, остановившийся у двери.
Александра Павловна обратилась к нему.
Кроме тебя, при ней никого нет? спросила она.
Есть девочка ее внучка, да все вот отлучается. Не посидит: такая егозливая. Воды подать испить бабке и то лень. А я сам стар: куда мне?
Не перевезти ли ее ко мне в больницу?
Нет! зачем в больницу! все одно помирать-то. Пожила довольно; видно, уж так богу угодно. С лежанки не сходит. Где ж ей в больницу! Ее станут поднимать, она и помрет.
Ох, застонала больная, красавица-барыня, сироточку-то мою не оставь; наши господа далеко, а ты
Старушка умолкла. Она говорила через силу.
Не беспокойся, промолвила Александра Павловна, все будет сделано. Вот я тебе чаю и сахару принесла. Если захочется, выпей Ведь самовар у вас есть? прибавила она, взглянув на старика.
Самовар-то? Самовара у нас нету, а достать можно.
Так достань, а то я пришлю свой. Да прикажи внучке, чтобы она не отлучалась. Скажи ей, что это стыдно.
Старик ничего не отвечал, а сверток с чаем и сахаром взял в обе руки.
Ну, прощай, Матрена! проговорила Александра Павловна, я к тебе еще приду, а ты не унывай и лекарство принимай аккуратно
Старуха приподняла голову и потянулась к Александре Павловне.
Дай, барыня, ручку. пролепетала она.
Александра Павловна не дала ей руки, нагнулась и поцеловала ее в лоб.
Смотри же, сказала она, уходя, старику, лекарство ей давайте непременно, как написано И чаем ее напойте
Старик опять ничего не отвечал и только поклонился.
Свободно вздохнула Александра Павловна, очутившись на свежем воздухе. Она раскрыла зонтик и хотела было идти домой, как вдруг из-за угла избушки выехал, на низеньких беговых дрожках, человек лет тридцати, в старом пальто из серой коломянки и такой же фуражке. Увидев Александру Павловну, он тотчас остановил лошадь и обернулся к ней лицом. Широкое, без румянца, с небольшими бледно-серыми глазками и белесоватыми усами, оно подходило под цвет его одежды.
Здравствуйте, проговорил он с ленивой усмешкой, что это вы тут такое делаете, позвольте узнать?
Я навещала больную А вы откуда, Михайло Михайлыч?
Человек, называвшийся Михайло Михайлычем, посмотрел ей в глаза и опять усмехнулся.
Это вы хорошо делаете, продолжал он, что больную навещаете; только не лучше ли вам ее в больницу перевезти?
Она слишком слаба: ее нельзя тронуть.
А больницу свою вы не намерены уничтожить?
Уничтожить? Зачем?
Да так.
Что за странная мысль! С чего это вам в голову пришло?
Да вы вот с Ласунской все знаетесь и, кажется, находитесь под ее влиянием. А по ее словам, больницы, училища это все пустяки, ненужные выдумки. Благотворение должно быть личное, просвещение тоже: это все дело души так, кажется, она выражается. С чьего это голоса она поет, желал бы я знать?
Александра Павловна засмеялась.
Дарья Михайловна умная женщина, я ее очень люблю и уважаю; но и она может ошибаться, и я не каждому ее слову верю.