Песни пелись и применительно к случаю. То есть, на вечерней прогулке мы могли их все перепеть, а в УЛО шли пели одну песню, простенькую какую-нибудь, типа « Наш ротный старшина не знает ни хрена, а у меня все это впереди!», при прохождении по плацу другую, типа «Непобедимы мы, и легендарны мы».
Слова иногда сознательно перевирали. Была у нас такая песня «Тяжелая птица простор пробивала, и песню мотор напевал!». В ней были слова «а пальцы сжимали кольцо!», а мы пели «а пальцы сжимали яйцо!», после чего наш комвзвода Куценко, по прозвищу «Лимон», на ходу оборачивался и грозил строю кулаком.
Училище помогало городу бесплатной рабсилой
Училище помогало городу бесплатной рабсилой. Зимой мы ездили на крупный ж\д узел в Алтайку и чистили пути, стрелки от снега. Ездили и на мясокомбинат грузили огромные кучи гниющих костей в кузова грузовиков, и достраивали удлинение полосы в аэропорту Барнаула, трамбовали там грунт вручную. Довелось нам и родное училище украсить. На первом курсе как раз достраивали спортзал, и мы что-то там таскали, переносили землю, сажали вдоль спортзала деревья. Со стороны ул. Чкалова и мои березки сидят.
Про второй курс
Вернусь уже на второй курс. Учиться уже стало намного интереснее. Пошли предметы, непосредственно относящиеся к полетам: конструкция самолета и двигателя, ТРД, СВЖ, АО, РЭО. И даже аэродинамика превратилась в Динамику полёта.
Постоянно занимались в ангаре, на самолётах, да и в некоторых аудиториях стояли фрагменты самолета, двигателя и его оборудование. Уже все ощупывали подробно, сидели в кабинах, где незнакомо воняло герметиком. Впереди маняще виднелась цель ПОЛЕТЫ!
Теперь стали бояться уже, что до полетов могут не допустить, и старались освоить все предметы на «хорошо» и «отлично». Уже появились новые первокурсники, на которых, как и на нас в свое время, сгрузили большинство работ по уборке территории, наряды на кухню, караулы и т. д.
Осенью приехали с полетов четверокурсники, мы смотрели на них, как на богов, ведь они летали на тех стремительных «Яках 28», что мы только на фото видели да в ангаре изредка украдкой запрыгивали в кабину. Оказалось, что среди них есть и мои земляки Вадька Тихонов и Витя Суворов. Они сами нашли меня и стали негласно шефствовать: то на ужин к себе в столовую позовут, то схему полетов на полигон подарят. Они же рубали по летной норме и на столах у них было побогаче, а мы еще по курсантской. В выходные у них много народу уходило в увольнение, поэтому на столах жора много оставалось и сыр, и колбаса, и плюшки ватрушки. Кстати, когда мы уехали на полеты, то с нетерпением ждали дня первого полета, потому, что с этого дня нас тоже начинали кормить по летной пайке.
А как же красиво старшекурсники ходили строевым шагом по плацу! Мы завидовали им и, конечно, хотели быть такими же. Во-первых, хэбуха у них была вся вылинявшая добела на Славгородском, да Каменском солнце, сапоги смяты в страшную гармошку, фураги с висящими полями, как у белогвардейцев из фильма «Чапаев». Нам подобное просто не позволялось командирами (пока еще). И шаг они печатали медленно, с «оттяжечкой», и дистанцию между шеренгами держали поболе, чем мы. С каким-то особенным шиком и гордостью ходили. Или нам так казалось тогда?
На курсе, что перед нами выпустился, впереди строя всегда ходил худощавый старшина курса Спиридонов. Он-то и был олицетворением всего вышесказанного.
Потом Спиридон булькнул в Каршах в барханы на Яке. И не нашли.
Про начало профессии, которое надо помнить
Зимой второго курса привезли нас на Барнаульский аэродром, в находящиеся там тогда СВАРМ. Здесь уже стояли Л-29, приготовленные для газовки в рамках наземной подготовки. Прямо здесь нас построили, и из винегрета, называемого «рота», стали вызывать из строя и строить напротив «роты» маленькие коллективы под названием «экипажи». Со мной рядом встали Витя Паршкин, Вова Миль и Олег Зимин. Предстояло осознавать себя и окружающих в новых категориях: экипаж звено эскадрилья. Дальше движок гоняли по вызубренному графику запуска и опробования двигателя. И с непривычки, и от рева движка, глаза с трудом находили и нужные АЗСы и нужные цифры на приборах. Инструктор что-то кричит по СПУ из задней кабины, а ты сидишь, как баран, и с трудом ворочаешь мозгами.
Палясютные плизёцьки
(капитан Скутов, избранное)
Прапорщик был такой в службе ПДС училища Бартули. Он занимался с нами парашютной подготовкой. А был он спортсмен-парашютист и имел за своими плечами не одну тысячу прыжков. Прыгал свой 3-хтысячный, юбилейный прыжок, и, не открывая парашюта, почему-то встретился с земным шаром. Вот.
Я прыгать с тряпочкой не любил, за всё про всё имею тринадцать прыжков. От-давал свои прыжки желающим, например, Сереге Лосеву, он-то их любил.
Прыгали на 4-м курсе в Камне. После прыжков переодеваемся в казарме в «повсе-дневку», а у Макса от ключицы до паха идет багровая полоса шириной с ладонь. Борька Максименко решил выйти из дверей вертолета как спортсмен раскинув в стороны руки и ноги.
А каски на прыжки нам не давали. Прыгали и летом в зимних шапках. Чтобы не завязывать тесемки под подбородком, Борька закусил их зубами и вышел в небо. Его, естественно, начинает вращать голова ноги, голова ноги. Стропы выходят, когда он на-ходится ногами вверх и не сзади, со спины, а спереди, по животу, затем между ног. Купол наполняется, происходит резкий хлёст Борькиными ногами сверху вниз и его ботинки улетают в город Камень-на Оби Алтайского края. Туда же уходит и его шапка. В итоге он приземляется босой, офигевший и с тесемками от шапки в крепко сжатых зубах! Всё, что нажито непосильным трудом!