Им нужна опора в сознании. Ее нет, и они требуют справедливости. Но и ее нет. Потому что в справедливость верит только прагматичный ум, ограниченный поиском гармонии.
Я верю в абстрактное мышление, потому, что только оно даёт мне свободу от стереотипа. Но никто мне этого никогда не позволит. Потому, что отказываясь от шаблона, я разрушаю всю конструкцию их придуманного мироздания. Я для них враг.
***
Я понимаю всю бесполезность этого разговора, но хочу, чтобы она сама мне это сказала. Пусть скажет, что сознательно создает весь этот абсурд. Я спрашиваю:
А почему вы поставили мне тройку по поведению? Разве я бегаю по коридорам, и громко тупачу ногами? Я ведь даже не курю!
Ее раздражает, что я задаю вопросы. Она и правда считает это наглостью. И чем вежливее я их задаю, тем больше это похоже на дерзость.
Ты не участвуешь в жизни класса.
У класса есть жизнь?
И ты в ней не участвуешь.
Класс это или комната, или группа учеников. У него не может быть своей жизни Ладно. И какое отношение имеет жизнь комнаты к моему поведению?
Ну, у тебя и по основным предметам тройки. Ты вообще собираешься учиться?
Как они умудряются отвечать так, чтобы ответ не имел никакого отношения к вопросу. Вместо этого, в ответе они рассказывают мне, как мне жить, что я делаю неправильно, и умудряются поставить мне новый вопрос, который требует признания своих ошибок, покаяния и публичного отказа от своих принципов.
Я попробую продержаться ещё немного, удерживая диалог в пространстве здравого смысла:
Ну, вот вы мне ставите тройки, хотя я отвечаю на уроке. Почему?
Ты игнорируешь меня как учителя. Тебе не важно, что я говорю. Зачем ты мне нужен на уроке, если ты отвечаешь не по учебнику? Вот и учительница английского на тебя жалуется
А чего она жалуется? Я прочитал текст правильно и быстро.
Ты прочитал слишком быстро. Так не читают. Когда читают прочитывают то, что написано. Произносят написанные буквы и слова. А ты не читал. Ты угадывал! Ты просто знал, что там написано.
Я всегда так читаю. Я вообще, когда читаю, то не вижу букв и слов. А сразу вижу образы. И не задумываюсь над буквами. А если я так читаю по-английски это ведь хорошо. Я ведь не в первом классе, чтобы читать по слогам.
Задание было прочитать! А не увидеть образы Учитель ведь лучше знает, что нужно, и как правильно. А если Ты делаешь все по-своему, как у тебя может быть хорошее поведение?
Тогда это оценка не за поведение, а за послушание.
Да. А ты ещё не понял?
Уже понял
Мне действительно стало сильно грустно от этого замкнутого круга порочных смыслов. Когда все это кончится? Это же не может продолжаться вечно. Абсурд должен укусить себя за хвост, как змея. А потом сожрать. Потому, что абсурд подпитывается абсурдом.
Я что-то ещё думал, и типа молился. «Пусть этот дурацкий мир абсурда сдохнет»
И мне показалось, что в этот момент кто-то очень далеко икнул, как будто я о нем подумал. Икнул и подавился.
На следующий день был траур. Умер очередной генсек. И все начало рушиться.
На следующий день был траур. Умер очередной генсек. И все начало рушиться.
Никотиновое равновесие
Я никогда не курил. Даже не пробовал никогда. И даже когда попал в армию постарался сохранить легкие в девственной чистоте. Не знаю для чего. Так мне тогда казалось правильно.
В пыльной краснодарской степи, тем более душным летом, и говорить-то не о чем. Можно было б хоть покурить. Но я всегда старался оградить себя от привычек, которые бы за меня управляли моей жизнью.
День жаркий. Мы косим траву на огромном поле, и нет ему конца. Мы шагаем в ногу и резко проводим лезвием над самой землей справа налево. Если нас не остановит обед, то дойдем до Краснодара.
Обед не скоро, но делаем иногда перекур. Мой сослуживец, грузин из Владикавказа, сидит в тени огромного стога свежего сена и курит. Я сижу рядом, играю соломинкой и щурюсь на солнце. Я думаю о смерти от рака легких и о никотиновой зависимости. Хотя мне-то все равно Просто интересно.
Он был как молодой бычок трехлетка. Всегда немного ссутуленный под тяжестью своих плеч. Всегда как будто искал, куда бы засунуть свои кулаки. Большие такие
Когда он бывал в наряде с тупым штык-ножом на ремне, то был даже опасен.
Я понимал, что мой вопрос не имеет никакого смысла. Но никакого смысла вообще не было в этой степи. Летом вообще мало смысла
Зураб. Зачем ты куришь? Это ведь вредно
Он замычал, как будто запускал какие-то процессы внутри себя. Одновременно это было и началом его ответа.
Нууу Панымаещь? Вот станет тебе хуёво что ты будешь делать? А мне станет хуёво я брошу курить. И мне станет охуенно
Он умеет быть убедительным.
Чокнутый пианист
Рояль ждал его. Клавиши вздрагивали при намёке на прикосновение, но нуждались в решении пианиста и прикосновении его пальцев. Некоторые клавиши давали глубокие длинные ноты, другие запускали вибрацию всего механизма и колебание воздуха во время стаккато. Этого невозможно достичь простым нажатием. Он подмигивал чёрной клавише, нажимая ногой на медную педаль. Она поддавалась и вздыхала вместе со стариком Бахом.
Его привычка напевать мелодию всегда нравилась инструменту, но совершенно бесила звукооператоров. Операторы никак не могли добиться, чтобы на записи не было слышно, как пианист бубнит в такт музыке. И мурлыканье музыканта приходилось долго вычищать с фонограммы. Операторам было наплевать, что он гений потому, что они тоже делали свою работу.