Первый месяц не в счёт, ехидничал брат. На любой работе это только испытательный срок!
Он поднялся из-за стола первым, показывая тем самым, что вопрос решён.
Младший мальчик зевнул и закрыл глазки. Пётр взял его на руки и понёс в кроватку. Сестра взяла старшего сына за руку и, к его великому удовольствию, пошла с ним играть в комнату. Кирилл остался с мамой один на один.
Она положила свою тёплую ладонь ему на руку.
Пожалуйста, куда бы ты ни устроился, делай там всё как следует. Не позорь себя.
Кирилл кивнул. Он собрался с духом, чтобы произнести то, что ему давно уже не давало покоя:
Мне нужно сказать тебе ещё кое-что важное, мам. Я переезжаю. Буду искать жильё поближе к школе. Не то чтобы мне было плохо с вами, но Даша теперь здесь с детьми, ещё и Филипп
Мария Захаровна понимающе кивнула, а Кирилл сделал вид, что не заметил, как её глаза увлажнились.
На самом деле не было ещё никаких предложений о работе, не было никакого другого жилья. Но он понял вдруг, что его ничто не остановит и он сам сумеет найти подходящие варианты.
Делай, как считаешь нужным. Я хотела всех вас собрать вместе. Но вы, как оказалось, стали гораздо прожорливее, чем раньше.
Кирилл пошёл к себе. Проходя мимо гостевой, он увидел, что сестра сидит со старшим сыном на ковре и играет. Со спины было видно, какие у неё широкие плечи она была хорошим пловцом. Но, видимо, недостаточно хорошим, чтобы попасть восемь лет назад на олимпийские игры.
До рождения второго ребёнка она работала тренером по плаванию и готовила спортсменов в олимпийский резерв. Теперь она на время оставила это занятие, и Кирилл чувствовал, что, сидя подолгу дома с детьми, она становится всё более вспыльчивой.
В комнате больше никого не было. Она обернулась на его взгляд, как было у них с самого детства, когда один смотрел, а другой всегда мог почувствовать это затылком или когда один пел про себя песню, а другой через некоторое время тоже начинал её напевать. Как будто она не говорила сегодня никаких резких слов, сестра поманила его рукой.
Кирилл подошёл и сел на ковёр напротив. Племянник был настолько увлечён игрой, что пожарная машина проехала по дядиной ноге.
Ты знаешь, как долго я работала с детьми?
Озеров младший кивнул.
Не хочу тебя расстраивать, но с твоим характером ты там не выживешь.
В её голосе слышалась обида. Она хочет сказать: «Ты должен был посоветоваться со мной, с нами, прежде чем принять такое решение».
«Я не мог, я должен был решить сам», мысленно отвечал Озеров.
Нельзя научиться забивать гвозди, не почувствовав, что молоток может ушибить палец.
Дети могут подставить, обмануть, натравить на тебя родителей. Заразить тебя кучей болезней. А ещё ты несёшь за них уголовную ответственность. Это значит, что если с каким-нибудь недоумком хоть что-нибудь случится, тебя посадят в тюрьму. Он может залезть на дерево и сорваться, вывалиться в окно или убить товарища. Обвинят тебя. В лучшем случае ты никогда себе этого не простишь.
Я знаю. Кирилл старался сказать это как можно спокойнее.
Она говорит так, потому что обижена. Он понимал это, и всё же ему стало тревожно. Одно дело, когда ты сам по себе, и другое, когда отвечаешь за чужих детей.
В конце концов, его никто не тянул за язык. В школу а почему бы и нет?
Продержаться больше четырёх месяцев достаточно ли такой цели?
Можно бояться холодов, когда они ещё даже не наступили. Но какой в этом прок?
Приход зимы ещё не значит, что нужно спрятаться в тёплое помещение и полгода сидеть там. Он пойдёт и обо всём узнает сам. Учение свет, а неученье тьма. Так, что ли? Вперёд, к победе над темнотой!
И сбрей свою дурацкую щетину! услышал он голос сестры из комнаты. Дети не любят бороды.
Чёрная Стрела
Она давно научилась различать свет и тьму. Это было первое, что она усвоила, когда сидела там, согнувшись в три погибели, упершись головой в твёрдую полупрозрачную оболочку.
Cвет был бархатистым красным, тьма глухой и непроницаемой. Свет означал холод, опасность, темнота присутствие рядом Кого-то огромного и тёплого.
Она слышала поскрипывание веток. Внутри своей камеры и она ещё не знала, какой звук издаёт старое узловатое дерево, но скоро, скоро он превратится в ласкающую музыку Со всех сторон до неё доносилось тихое постукивание: такие же, как она, заключены внутри жёстких оболочек. Она начала узнавать хриплый крик существа, дарящего тепло, это язык, на котором она будет учиться говорить.
Она не понимала, где начинается её тело и где заканчивается.
Однажды она попыталась отвернуться от света и вдруг ощутила, где у неё голова. Что-то твёрдое и тяжёлое мешало ей шевелиться. Зачем ей это громоздкое приспособление? Она попыталась избавиться от него и с удивлением обнаружила, что им можно царапать стенки своей камеры. Что, если чёрное остриё прочнее, чем окружавшая её красная оболочка? Она стукнула наконечником о стенку. Тепло снаружи манило её и дразнило тепло того огромного существа. Здесь, в камере, никогда не хватало тепла.
Тесная камера начала причинять боль, и чёрное тяжёлое копьё на её голове всё чаще стало царапать твёрдую оболочку. А потом, когда мышцы на шее окрепли, она начала неустанно с восторгом колотить остриём удерживающую её сферу. Наружу! К теплу!