«С ума можно сойти топить так сильно! Мы же тут не железо плавим!»
Я стану пророком и буду говорить людям, как поступит с ними Бог, заявил малец.
Фаину передёрнуло: «Хорошо родители обработали! А может, удачная воскресная школа Теперь нужно следить за языком». Она всё же не сдержалась и сказала:
Мощно. А откуда ты знаешь, что не будешь говорить отсебятину? С чего ты взял, что всё это не твои выдумки?
Оттуда же, откуда знаю, что буду пророком. Это не такая уж завидная участь. Идти туда, куда не хочешь, выполнять чужие задания
Она выдвинула верхний ящик и протёрла бумажной салфеткой мокрый лоб, затем открыла журнал и нашла фамилию нового ученика. Фаина постучала ручкой по столу и процедила сквозь зубы:
Я сама предскажу кое-что тебе и твоим родителям: в следующий раз ты получишь ещё одну двойку, если не выполнишь моё задание. Понял?
Она подняла глаза перед ней только струился горячий воздух, покидая опустевший душный кабинет.
Фаина повернула голову на скрип и увидела, как медленно закрывается дверь в класс. Ей показалось, что в щели мелькнуло что-то белое. Ей действительно это показалось?
Роман Штыгин
Ергольцева в спортивных штанах и майке бежит по лестнице вниз. Как же удобно без этой нелепой школьной формы! В руке журнал, найденный у Фаины в кабинете. Школьница наслаждается тем священным мигом, когда она «как бы не на уроке, но по уважительной причине». Она ещё минут пять стоит у спортзала и смотрит оценки по информатике.
«Построились!» слышится суровый мужской баритон. Ергольцева выплёвывает жвачку и вбегает в зал.
Обычно первый крик раздаётся из спортивной кладовой. Если ко второму все ещё не построены, то бегать и отжиматься придётся в два раза дольше; зная об этом, ученики образуют плотный ряд.
Тихо-тихо, идёт. Сделай серьёзное лицо.
Говорю тебе, он потерял руку в бою. Ему лимонкой оторвало.
Что ты несёшь! Он бился с афганцем в рукопашке. Мне Глеб из одиннадцатого рассказал.
Замолкните! Он услышит. Это всё ерунда, Роман Андреич на заводе работал с пилой.
Капитан Крюк.
Круто. Он как киборг.
Спроси, спроси у него!
Отвянь. Да не толкайся, задрал!
Болотов, Кочергин, разговорчики! Ян, почему в джинсах? Куницин, встань в строй! учитель физкультуры медленно проходит мимо, щедро рассыпая приветствия.
Меня Болотов выталкивает, Роман Андреич. Отвянь, тебе говорю, тупица!
Штыгин придерживает журнал здоровой рукой и внимательно проверяет присутствующих по списку. Краем глаза он следит за великолепной четвёркой, которая обычно передвигается по школе, как снежный ком. Неизменная компания мушкетёров, которые вместо того, чтобы драться с гвардейцами, весь день мутузят друг друга, обмениваясь пинками, подзатыльниками и тычками, засовывая за шиворот бумажки, связывая шнурки от разных ботинок, разрисовывая чужие затылки и плюясь водой. Больше всех обычно достаётся Куницину, однажды у него даже пошла носом кровь из-за того, что на ледяной горке ему «кто-то сел на лицо».
Учитель физкультуры понимал, что они опять обсуждают его руку, поэтому он не слишком останавливал их пошепчутся и успокоятся.
Учитель физкультуры понимал, что они опять обсуждают его руку, поэтому он не слишком останавливал их пошепчутся и успокоятся.
Ого!
Что ты?
Ну, у него и бицепс на другой, здоровой
Ну и что у моего бати больше будет.
«Эти ещё ничего, думал Штыгин, как щенята: тело выросло, а остальное»
Он тревожно посмотрел в сторону раздевалок.
Кто ещё не вышел?
Он сверился со списком. Ну конечно, не хватает только демонов. Вот кого следует опасаться!
Их трое. Один не похож на другого. Только он вспомнил о них, как двое вышли из дверей вальяжно, через пять минут после звонка, всячески привлекая к себе внимание. Один пил на ходу лимонад, другой жевал завёрнутую в пакет пиццу.
Мы опоздали, можно войти? говорит самый высокий из них, широкоплечий, наглым голосом. Кожа его всегда смугла, голову покрывают короткие чёрные кудри. В правом глазу, когда он смотрит, появляется холодный надменный блеск. В его походке и движениях сквозит такая самоуверенность и дерзость, что не верится, как он может ходить невредимым по свету, как никто ещё не обломал эту терновую цепляющуюся ветвь, как не втоптали в землю эту ядовитую рептилию. Злой невидимый огонь играет на его лице, кривит в усмешке губы, и сверкающий глаз словно говорит: вы ничего не можете мне сделать. Вы бессильны.
За его плечом появляется второй с бесстыжим упитанным лицом. Как и первый, он всегда выглядит отдохнувшим, румяным, потому что не имеет в жизни никаких утомительных занятий. Глаза его пусты от вечной праздности, в голове как будто совсем нет мыслей. Он жуёт пиццу с колбасой и прячется за широкой спиной первого демона. Его губы перепачканы, он вытирает их рукавом и глядит сальным взглядом на Ергольцеву в шортах. Потом смотрит наверх, на свою чёлку, выкрашенную в жёлтый цвет и стоящую дыбом. Проводит толстыми пальцами по выбритому машинкой узору над правым ухом. Нетерпеливым пинком он подталкивает первого демона вперёд и размеренным шагом движется к строю.
Как только они становятся в линию, первый обнимает девушку с голубыми глазами и прямыми русыми волосами, так ровно лежащими вокруг её лица, словно она часами расчёсывала их. Поглядывая сверкающим глазом на учителя, он склоняется и целует её в ухо. Но отвратительнее всего Штыгину то, что она не отстраняется, а поджимая руки, томно улыбается. Взгляд её вдруг делается таким же пустым, как у второго демона.