Весь вчерашний день шёл дождь, и Андрей таскал на спине тяжёлую гитару, которую он опять же взял по просьбе Зайцева. Одежда и волосы вымокли, но грипп был бы сейчас кстати, очень кстати. Вася вытащил из-за пазухи пластиковую бутылку с бурой жидкостью и сказал, что это редкий бурбон, что он достал его с большим трудом и они должны угостить девушек Вчера, когда они в чьём-то душном подъезде попробовали эту гадость, контрольная по математике казалась миражем, выдумкой.
Теперь же, утром, предстоящий урок стал для Андрея вполне осязаемым, будто он уже сидел за партой. Тревожное чувство, что он не подготовлен, не понимает темы, изначально обречён на провал, чувство бесконечной беспомощности, осознание своей ограниченности жгло его и разрывало изнутри. Но ещё мучительнее было то, что он понимал: он обладает логическим мышлением, в любой ситуации легко устанавливает причинно-следственные связи, а вот решить новый пример из алгебры, для многих кажущийся элементарным, не может.
Вчера он впервые в жизни узнал, что такое хмельная голова, и Зайцев, кажется, тоже. Они пили по глотку и по очереди крутились вокруг своей оси, и тогда мир словно замедлялся, проблемы забывались. Но это первое ощущение он будет помнить ещё долго вместе с эйфорией пришёл страх. Чужой человек, не Андрей, пел вчера с другом похабные песни и хохотал до истерики в вагоне метро. Не он управлял своим телом. Хорошо, что дома, когда он вернулся, ещё никого не было.
Аладдин с трудом перевернулся на спину в ушах зашумело. Однако состояние здоровья не беспокоило его так, как предстоящая контрольная.
Он услышал, как на кухне уже гремит посудой тётя. Она уже вторую неделю гостит у них, в Городе Дождей, и делает всё по хозяйству. Всё не так, как привык Андрей: яичница вечно пережарена, чай слишком крепкий и остывший. Мама никогда не наливала чай, пока он не покончит с едой. Какой смысл выставлять его в самом начале завтрака?
От мыслей о тётиной стряпне юношу замутило. Нет, тётю он любит. Но она слишком хорошо его знает, слишком легко раскусывает его хитрости и гостит у них слишком долго
Андрей сел в кровати и неожиданно почувствовал, как в сердце что-то остро кольнуло. Он охнул и повернулся, второй укол был таким сильным, что в глазах потемнело. На мгновение он даже испугался, но радость надежды оттого, что его могут оставить дома, была сильнее.
Андрей сел в кровати и неожиданно почувствовал, как в сердце что-то остро кольнуло. Он охнул и повернулся, второй укол был таким сильным, что в глазах потемнело. На мгновение он даже испугался, но радость надежды оттого, что его могут оставить дома, была сильнее.
Мама, ма-а-ам!
Я сказала тебе, сейчас же вставать! раздался разгневанный голос из коридора, и что-то посыпалось, судя по звуку обувь.
Сердце Мне не встать.
Она вошла в комнату и склонилась над ним.
Что с тобой?
Колет Колет простонал Андрей, тяжело дыша.
Наверное, просто спал на животе. Сейчас пройдёт. Подожди.
Он подождал. Спустя пятнадцать минут боль несколько утихла, но ещё была достаточной, чтобы изредка постанывать, и хотя он мог уже встать, постоянные мысли о том, что ему плохо, делали его всё слабее.
Мать вернулась и зачем-то положила руку ему на лоб.
Температуры нет. Я не могу тебя оставить.
При чём здесь температура? Что-то у меня с сердцем. Его никогда так не кололо.
Ему вспомнилось старое кислое лицо учительницы алгебры, её презрительные глаза.
Это подростковое. Такое бывает, голос матери дрогнул, он звучал уже не так строго.
«Её мучают сомнения. Уже почти» понял Аладдин.
Ты же знаешь. Я бы не стал жаловаться просто так, соврал он и привёл последний решительный аргумент, папа мне поверил бы.
Мать хмыкнула, вскочила и вышла из комнаты. «Победа!» решил юноша.
Победа имела горький привкус: перед глазами на мгновение появилось серьёзное лицо отца. Но если его оставят ложь того стоит. Мучение от проваленной контрольной, от унижения, которое ему предстояло, было слишком велико. Цена такого обмана минимальная цена. Возможно, он не расстроит в очередной раз родителей, если вовсе не явится в школу и не получит плохую отметку.
Он уже представил, как выспится, а потом сможет целый день делать что захочет. «Мы должны быть там, где нам плохо, чтобы со временем сделать это место лучше». Эта философия сейчас никуда не годится. Как я могу сделать лучше училку математики с её чистеньким кабинетом?
Сердце кольнуло едва-едва. Тупая боль затихала. Да, это оттого, что он спал на животе, и да, такое уже с ним бывало.
Когда Андрей закрыл глаза, он услышал обрывки разговора между мамой и тётей.
У матери голос был высоким и растерянным. Тётя говорила низким грубым голосом с южным акцентом, который Андрей так любил, но сейчас почему-то возненавидел.
Не смеши меня. И шо сердце? Ему шо, девяносто девять лет?
Лежит бледный. Вроде не притворяется.
Знаю я, как они не притворяются! Сама вырастила троих оболтусов. Шо они только не выдумывали! И грифель жрали, и молоко с селёдкой, и градусник на лампочке подогревали.
Парень с головой накрылся одеялом: «Ну спасибо, тётенька. Зря она тебя к нам позвала, торговала бы ты на своём рынке, но тебе всё мало! А про градусник я запомню. Спасибо!»