«Меня окружили звери, думал Илья, затравленно озираясь по сторонам, кабаны, павлины, лошади».
Он слишком хорошо играл в шахматы одна фигура ничего не может сделать против трёх, но обида была так сильна
Как в бреду Илья, изловчившись, опёрся на руки и неистово размахнулся ногой. Краем глаза он успел увидеть словно высеченное из камня лицо Монгола. Кротов промахнулся, и его ступня угодила третьему врагу не в голову, а в живот. Удар получился не таким сильным, как хотелось бы, а поскольку спорт, если не считать шахмат, всегда давался мальчику плохо, то и того слабее. Но лошадиная ухмылка тут же исчезла с лица его старого знакомого: видимо, он не ожидал от Кротова такой прыти. Схватившись за живот, он пошатнулся и молча отошёл в сторону.
Илью совсем покинули силы. Он застыл на полу, мучаясь оттого, что замешан в таком низком деле. Ему было обидно и горько. Коренастая фигура старика высилась над ним, лицо его не выражало ни злобы, ни осуждения, на нём застыла глубокая печаль. И это было хуже всего.
Не говоря больше ни слова, Монгол протянул руку. Она была тёплой, сухой и морщинистой. Илья поднялся, стараясь не глядеть в лицо старика.
Вокруг всё ещё кричали и шумели. Начались уроки, и многие, забыв уже о драке, входили в классы. Он готов был расплакаться от стыда, но держался, чтобы не дать повода радоваться врагам.
Как Илья подошёл к дверям класса и как в руке его снова оказался испачканный рюкзак, он не помнил. Заходя вместе с толпой в кабинет, мальчик находился словно в забытьи. Одноклассники, как пингвины, раскачивались перед ним из стороны в сторону.
Скоро все двери закрылись. Некоторое время из классов слышался приглушённый гул, и наконец в рекреации наступила полная тишина.
Молчало и пианино.
Ещё одна перемена прошла, а жизнь продолжалась.
Озеров
Праздничный семейный ужин проходил в суете.
Кирилл Озеров на какое-то время перестал следить за ходом разговора.
Он только рассеянно глядел перед собой, воспринимая голоса родных как нестройный хор.
Он видел, как мать всё время вскакивает, чтобы дать кому-нибудь салфетку или новый прибор. Как остальные просят её сесть и успокоиться, заверяя, что всё необходимое возьмут сами.
Озеров
Праздничный семейный ужин проходил в суете.
Кирилл Озеров на какое-то время перестал следить за ходом разговора.
Он только рассеянно глядел перед собой, воспринимая голоса родных как нестройный хор.
Он видел, как мать всё время вскакивает, чтобы дать кому-нибудь салфетку или новый прибор. Как остальные просят её сесть и успокоиться, заверяя, что всё необходимое возьмут сами.
Старшая сестра Кирилла разрывалась между двумя детьми и остывающим ужином. Один, ещё грудной младенец, лежал поблизости в люльке. Другой, парнишка лет четырёх, беспокойно ёрзал на стуле, не желая участвовать в общей трапезе.
Малыши, каждый по-своему, отвоёвывали внимание, которого их лишали взрослые, общавшиеся друг с другом. Старший мальчик со скучающим видом стучал ложкой по столешнице, и когда его просили прекратить, он переставал, чтобы через минуту снова застучать. Младший время от времени недовольно кряхтел, и если его не брали на руки, оглашал округу громким криком. В такие моменты сестра и мать начинали спорить друг с другом, решая, по какой причине ребёнок надрывается: может, голоден, а может, нужно сменить подгузник.
Мужчины, сидящие за столом напротив Кирилла, обсуждали что-то своё. Говорил в основном Филипп, старший брат Кирилла, по поводу приезда которого и был устроен весь этот праздничный ужин.
Муж сестры Пётр был голоден, потому что недавно вернулся с работы. Он молча кивал и слушал Филиппа, гудевшего густым басом. Когда старший мальчик начинал шалить, Пётр, не отрываясь от рыбного салата, протягивал руку и клал ему на голову, чтобы успокоить.
Кирилл какое-то время наблюдал за родными и говорил себе, что домашняя суета это в общем-то хорошо. В конце концов, мать по привычке заботится обо всех что в этом плохого? И малышей ведь должен кто-то успокаивать Но всё же его огорчало, что общая беседа не клеится и за весь вечер ему не удалось ни с кем завязать разговора.
«Мы просто слишком давно не собирались за одним столом, думал Кирилл. Впрочем, всё как обычно. И когда здесь сидел отец, было точно так же. Он редко успевал на общий ужин, а если и успевал, то слишком много молчал, как будто его здесь не было».
Теперь на месте отца сидел старший брат Филипп. Он недавно вернулся в родной город. Иностранная организация, в которой он работал, предложила ему возглавить дочернюю компанию в Городе Дождей. Филипп был воодушевлён и считал, что получил за границей уникальный в своей отрасли опыт. За годы работы в другой стране у него сложилось характерное для многих соотечественников мнение, что там знают и умеют больше, чем у нас, что он войдёт в среду работающих на родине людей как незаменимый профессионал.
Гордость по этому поводу постоянно читалась на его важном лице с высоким выпуклым лбом, скучающими глазами и выпяченной нижней губой. Дома брат ходил в тяжёлом махровом халате и попыхивал электронной сигаретой. В другое время он носил строгий костюм, даже если ехал за город. Голова его к тридцати годам почти полностью облысела. Выражение лица делало его несколько старше, чем он был.