Ну а второй «ноутбук» расположился примерно в метре от нее: парень того же возраста около тридцати, чуть курносый, с румянцем во всю щеку, с приглаженными назад темными волосами, но матовый блеск черного костюма, бледно-сиреневая рубашка, темно-серый и отливом в лиловое галстук. Дресс-код его компании. Сосредоточенный взгляд, приученные к клавиатуре пальцы набирают текст вслепую. Пальцы замирают, парень перечитывает написанное, и финальное касание пальцем по тачпаду это, надо понимать, отправка письма. Чуть потягивает голову направо и вверх кровь застоялась в шее и плечах и снова скольжение пальца по тачпаду, читает, поднимает невидящий взгляд на выставленные перед ними на полках за баром бутылки пара минут и снова пальцы ложатся на клавиатуру.
У обоих компьютеры серебристо-серые с силуэтом надкусанного яблока. Жаль, не разбираюсь в красивых висюльках, у барышни сережки с бесцветными крошками как бы битого стекла, вбирающего и испускающего свет.
Нет, вот на этих, что за соседним столиком сидят, не отрываясь друг от друга, я могу смотреть спокойно. Им без разницы стильный дизайн и ароматы кофейни или запахи сохнущего бетона на последнем этаже недостроенного дома, и те, и другие запахи останутся запахами счастья на всю жизнь. Ну а вы, ребята? кем и где вы со своими макинтошами будете, скажем, в марте 2016 года?
Вопрос неизбежный, если прислушаться к странному ощущению усталости щегольского стильного интерьера вокруг. Нет, белая кожа низких кресел смотрится безупречной, как и красные стены, и потолок со старинными рекламными плакатами фирмы «Julius Meinl», но кожзаменитель на подлокотнике уже начал трескаться и крошиться, кресло подо мной поскрипывает, и в проеме окна уже нужно подновить краску и т. д.
И ведь это я сейчас, на самом деле, путешествую во времени. По Москве недавнего прошлого. Совсем недавнего. По Москве, какой она была до войны, два-три года назад.
Или казалась? Или ее и тогда уже не было?
Нет, все-таки была. Ну, как минимум, были вот эти ребята, затеявшие в старинном доме на антикварной московской улице венскую а ля Юлиус Мейнл кофейню. С фирменным силуэтом мавритёнка на кофейных чашках. С красными пластиковыми стаканчиками, на которых белый силуэт писателя за столом в кофе. Эти вот ребята когда-то обсуждали с художниками дизайн, мебель выбирали, коллекцию вин составляли, музыку правильную подбирали. Они, выращенные Москвой восьмидесятых-девяностых, кофейней этой себя выстраивали. И в них по-прежнему та самая Москва, которая гордилась всегда своей открытостью миру.
Но, увы, невозможно избавиться от ощущения, что кофейня эта, как и дом, в котором ее обустроили, как и старинный московский бульвар за окном, все это уже антиквариат. Воспоминания о закончившейся жизни.
Звук (и запах) работающей кофемолки, низкий голос певицы, переплетающий свои фразы с выдохом саксофона, сквозь них я слышу голос М.К. из сентября прошлого, 2014-го, года, когда мы шли через Ратушную площадь Львова вдоль столиков уличных кофеен, мимо музыки, мимо танцующих, шли сквозь праздник, которым был этот город на закате, и М.К. вдруг сказала: «Как страшно. Ведь всего этого уже нет. Перед нами жизнь после смерти».
Ну да, вот анекдот, прочитанный в сети, про искусного гильотинщика: клиентка его (Мария Антуанетта) разочарованно спрашивает: «И это что все? Но я ничего не почувствовала!» «Мадам, а вы попробуйте кивнуть». Это я про полугодовой давности сюжет по нашему ТВ, в котором москвичей опрашивали на улице, как они относятся к санкциям и к тому, что Россия рвёт с Западом; и молодые и старые, все как один, бодро ответствовали: «А что нам Запад?! Мы великая страна!». Нормально. Ваш выбор, ребята. Ваш. И дальше уже без меня. Приучайтесь вставать пораньше, чтобы успеть к появлению в газетных киосках свежего номера заметно потощавшей газеты «Работа для вас», пересаживайтесь из своих «Тойот» в бэушные «Жигули» или в метро, читайте книгу «Искусство стильной бедности» и забудьте про свой гонор хозяев новой жизни.
Ну а мне сейчас, стыдно признаться, но жизнь в кайф. Мартовская уже неделю оттепель, на улице плюс тринадцать, просохший асфальт и прогретые камни низких домиков. Запахи оттаивающей земли. И полузабытый весенний ток крови в моем состарившемся теле.
Война вроде как чуть притихла. Затишье, непрочное, жуткое, но затишье. И я сижу за столиком этой кофейни, у окна, смотрю на пустой бульвар и на купола церквей.
Смотрю на вот этот свой город. Похоже, мы остались с ним вдвоем.
19 марта 2015P. S.
Кофейня «Зер Шён» закрылась через год, весной 2016
Кино про политику
Похороны в Донецке
12 февраля 2017 года.
Малоярославец, грипп, температура, метель за окном, компьютер на животе, мышка под рукой на одеяле ролики в сети: позавчерашние похороны в Донецке.
Хоронят Героя ДНР. Полковника. Он был молод. Знаменит. Очередь к гробу, растянувшаяся через площадь перед театром, больше чем наполовину из женщин с цветами. Когда на них наводят камеру, они говорят примерно одно и то же: «Он был мужчина. Молодой. Красивый. Настоящий умница. Верный».