Эй!
Возглас кажется мне агрессивным, и я невольно ускоряю шаг.
Эй! Ты! С бутылкой! молодой хриплый голос. Его эхо перемешивается с грохотом электрички. Грязный свет её окон бьёт сквозь кусты.
Справа от меня. Трое. Идут в мою сторону.
Другой голос:
Тебе, тебе! Стой!
Мои пальцы впиваются в бутылку с шампанским. Шаг замедляется.
Один из них отшвыривает сигарету вбок, и она вертится, как волчок. Его злое лицо похоже на морду питбуля. Волосы короткие, как щетина. Мочки ушей скошены.
Пожалуйста. Я ведь уже вижу поворот к нашему дому. Я ведь почти дошла.
У неё сумки нет, говорит один из них.
Есть-есть, за жирной задницей не видно.
И есть бухло.
А закурить?
Я не курю, шепчу я.
Рывком один из них придвигает ко мне своё лицо: худое, вытянутое, с выцветшими глазами. Он шумно обнюхивает мои волосы:
Она не курит. Но пахнет от неё дерьмово.
Пар из его рта окутывает меня вместе с запахом ацетона.
Ребят, я здесь живу. И меня ждут дома, пищу я.
У тебя есть три рубля? Каждому из нас.
Я вжимаю голову в плечи и не могу сделать ни шагу. Почему я не успела? Почему вообще я пошла сюда? Это несправедливо! Это было подло гнать меня за шампанским для неё в одиннадцать вечера через окраины города.
Отпусти! я отдёргиваю руку, когда один из них, самый низкий и пухлый, хватает меня за локоть. Ткань куртки с противным свистом выскользнула из его коротких пальцев.
Оп, другой перехватывает бутылку.
Кто-то сдёргивает сумку с плеча.
Тихо, тихо, тихо, он больно стягивает мои волосы у затылка и рвёт.
Я падаю назад. Но меня подхватывают. Волокут. В секунду останки света сменяются темнотой. Я оказываюсь на земле. Четыре руки шарят по моему телу. Кому-то нужны карманы. Кто-то рвёт молнию на куртке. Кто-то вминает мои губы грубыми, пахнущими табаком пальцами. Я вцепляюсь в эти пальцы зубами. Но ему не больно. Даже не дрогнул.
Мобильник говно, две руки исчезают. Темноту распарывает неоновый свет экрана. Этот свет изо всех сил пытается оттеснить от меня густую тьму, он делает всё, что может, для моего взгляда ещё раз увидеть их лица и запомнить наверняка.
Мобильник говно, две руки исчезают. Темноту распарывает неоновый свет экрана. Этот свет изо всех сил пытается оттеснить от меня густую тьму, он делает всё, что может, для моего взгляда ещё раз увидеть их лица и запомнить наверняка.
В кошельке сто рублей. Твою мать! молодой человек со скошенными мочками со свистом запускает мой кошелёк в кусты.
Посмотри в сумке.
Да нет здесь ни хрена, я слышу, как на землю падают мои вещи.
Серьги золотые? влажный шёпот в моё ухо.
Я мотаю головой.
Он цепляет зубами дужку серёжки и тянет на себя. Я краем глаза вижу его хищный взгляд. Холодная слизь его слюны падает с моей мочки и бежит по шее за шиворот.
Хочешь её трахнуть?
Тот, кто говорил, склоняется надо мной. В его руках щёлкает нож. Звук глухой. Лезвие короткое.
Мне нужны деньги, голос в стороне. Пошли!
Хочу посмотреть на её грудь. Не шевелись, девочка. Иначе я могу сделать тебе больно.
Он собирает в ладонь воротник моей кофты у ключицы, тянет в сторону, и вонзает в плоть ткани кончик лезвия. Режет. Шорох похож на прикосновение ногтя. Лезвие острое. Без усилий вспарывает плотные нити. Я чувствую холод. Он проскальзывает к моей груди в образовавшуюся прореху, и колет мою кожу беспощадно, особенно там, где она раздвигается от образовавшейся раны.
Ух ты! А здесь есть, на что посмотреть.
Лёх, не обламывайся, другой пытается столкнуть с меня джинсы.
Я сказал пошли, снова в стороне. Да твою мать! шорох листьев. Он наступает на мои волосы. Мне. Это. Неинтересно, цедит голос уже надо мной. Его крепкая шея белеет, взбухает от напряжённых жил. Я сказал, мне нужно бабло. Слез!
Руки, прижимавшие меня к земле, исчезают.
Я слышу странный щелчок откуда-то со стороны. Протяжный щелчок, который тут же распадается множеством звуков. Это похоже на падение маленьких пластмассовых шариков. Они будто ныряют в гладь скользкого пола пустой комнаты, и отскакивают с треском к высоким потолкам. Этот треск наводит на меня животный ужас, хотя я и не понимаю, что он значит.
Спокойно, новый голос.
Дребезг стекла: вкрадчивый.
Снова щелчок. Но теперь он дольше и громче, задаёт резкие отблески в густой тьме, смешивается с топотом ног и вибрацией земли. Вибрация разрастается, увеличивает свою амплитуду, и в воздух врезается свист поезда.
Цела? сквозь пронзительный гудок электрички я слышу голос.
Сажусь на земле, рефлекторно запахиваю куртку. Надо мной склонился мужчина. Он включает фонарик на своём телефоне, и я зажмуриваюсь. Холодный свет исчезает вместе с жёлтым, как только мимо проносится последний вагон поезда.
Давай руку.
Не могу, шепчу я.
Что?
Не могу их расцепить, я киваю в сторону рук, которые впились в синтепоновую ткань и будто окаменели.
Мужчина убирает в карман электрошокер и берёт меня за плечи; рывком поднимает на ноги. Расцепляет мои руки. Пытается застегнуть молнию на моей куртке.
Порвали, уроды, бормочет он. Ничего, главное жива осталась.
Он отпускает безнадёжную молнию и отступает. Я делаю осторожный шаг будто проверяю, не повреждены ли мои ноги, могу ли я ходить. Сгибаюсь, и поднимаю сумку. Злосчастное шампанское разбилось совсем рядом с ней теперь кожзаменитель липкий, но пахнет вкусно. Я взяла для Ирины самое дорогое шампанское, которое было на витрине.