Отрепьев сразу проникся к Максиму теплыми чувствами. Этому способствовало расположение приблудной кошки, постоянно ошивавшейся при Лжедмитрии. Она была изящна, аристократична и капризна. В ней чувствовалась благородная сиамская кровь, хотя изрядно разбавленная помойными генами. Григорий называл ее Мариной, безудержно баловал и безраздельно доверял кошачьей интуиции в оценке людей.
В одну из встреч Максим рискнул задать давно вертевшийся на языке вопрос:
Послушай, почему командовать живыми назначили тебя, воскрешенного?
По знакомству, усмехнулся Отрепьев. Меня Михаил-архангел уже не первый век знает, а вы, первоживущие для него terra incognita2. Оттого и веры вам нет.
А как получилось, что выбрали именно тебя? Почему, скажем, не Наполеона? Хотя ты не знаешь, кто это
Всё я знаю. Я, как вернулся к жизни, читать стал. Разобрался с грамотой вашей безграмотной и принялся за книги исторические, философические, теологические. Ну, поставь ты Наполеона над русской дружиной кто ж его басурманский язык разберет?
Так он что, во французской дружине?
Ничуть не бывало. Над галлами поставлена Дева.
Максим изумился:
Дева Мария?
Ты чего, ума решился?! Дева Жанна.
А-а-а, Жанна ДАрк?
Ну да. А Наполеон твой, Буонапарте, как про это прознал, так напялил треугольную шляпу, поднабрал кой-кого из солдатиков своих тех, коих в России положил, и подался к Антихристу. Говорит: «Невместно мне подвизаться под началом у девки». Больно кичливый. А супротив меня он щен неприязненный. До Белокаменной допер, спалил ее к чертям свинячьим, прости Господи, да и драпанул, аки петух обезглавленный, кровию блюющий. Per aspera, да не ad astra3. А я царем на Москве сидел. За то обо мне пиесу написали и поют ее на разные голоса.
Он начал мурлыкать какой-то мотив, дирижируя сам себе обеими руками. Максим усмехнулся, и Отрепьев посмотрел на него неодобрительно. Реплика «Пьеса-то не о тебе, а о Борисе Годунове» окончательно вывела его из себя.
Коли ты успокоился на том, что заглавие прочел, так о Бориске. А как целиком зачтешь, то прознаешь, что обо мне.
Да читал я, читал, засмеялся Максим. Помню: «Изловить того вора Гришку и повесить».
Григорий возмущенно закричал:
Не было такого! Наврал последыш Гаврилы Пушкина. Сам-то Гаврила, хотя и лукавый был боярин, да разумный. А этот балабол без разумения. Сроду я в ту корчму не захаживал, и грамоты царской не зачитывал, и на Варлаама не наговаривал.
Он бы еще долго хаял Александра Сергеевича, но тут прибежал Толстый Вася и напомнил, что пора изгонять бесов.
По закону войны людям надлежало сражаться с людьми, а демонам с ангелами. Однако будут ли посланцы ада соблюдать закон? На всякий случай следовало научиться отражать их нападение. Начальство организовало тренинг: дружинники по очереди сотворяли крестное знамение, и херувим, изображающий демона, в комическом ужасе отлетал прочь. Кто-то вместо троеперстия сложил кукиш тоже сошло. Отец Николай благоговейно приговаривал: «Вот что крест животворящий делает!». Инаковерующие в демоноборчестве не участвовали, поглядывали на церемонию подозрительно.
Увлекшись наблюдениями, Максим прозевал приближение Виктора Блинова, бывшего командира своей сотни. Уклониться от встречи уже было невозможно. Блинов неприятный субъект с харей истощенного хряка, нехорошо улыбаясь, процедил:
Давно к тебе подбираюсь, да ты всё ускользаешь. Теперь не увернешься.
И не пытаюсь, ответил Максим не вполне искренне. Он и раньше не раз ловил на себе недобрые взгляды Виктора, но счастливо избегал столкновений.
Что, снюхались с Гришкой, выперли меня, мерзавцы? Тебя в командиры, меня за борт? Ну-ну. Думаете, вам теперь счастье выпадет? Не надейтесь. Еще наплачетесь, вспомните Блинова, только поздно будет. Он оценивающе оглядел Максима и добавил: Надо бы тебе рожу набить, да не стану.
Плюнул, повернулся и, слегка прихрамывая, пошел прочь. Благородство Блинова объяснялось просто: хоть он и был высок ростом, но не отличался крепким сложением. Спортивная фигура противника подействовала на него отрезвляюще.
Максим разозлился не столько на Виктора, сколько на Самозванца, по чьей вине возникла вся эта галиматья. Но что теперь обсуждать?!
Воевода, хоть иногда и напускал на себя строгость, а поболтать любил. Рассказывал про мерзостную натуру адептов Черного Рыцаря. Вроде, такая в них была ярость, что сдержать ее они не могли. При отсутствии врага дрались между собой, так что иногда даже убивали друг друга до смерти. А еще приносили в жертву младенцев, умерщвляя их с особой жестокостью.
Обычно же Самозванец делился диковинными историями из древних времен или беззастенчиво хвастался. Как-то раз сообщил:
Настоящее наше имя не Отрепьевы, а Нелидовы, и по роду мы Гедиминовичи. Восходим к старшей ветви Рюриковой, а царь Иван и прочие князья русские к младшей. Потому на престоле мне быть более всех положено.
Максим не стал обсуждать генеалогические изыскания Самозванца. Вопросы престолонаследия четырехсотлетней давности его не волновали. Ему всё хотелось разобраться с полководцами. Почему не назначен воеводой Суворов? Или Дмитрий Донской? Или, на худой конец, Жуков? Но Григорий его оборвал: