Деревенские не знали, что в друзьях у Мануэля имелся человечек в министерстве транспорта, и идея пустить скоростное шоссе от столицы в провинцию уже витала в воздухе.
Деревенские не знали, что в друзьях у Мануэля имелся человечек в министерстве транспорта, и идея пустить скоростное шоссе от столицы в провинцию уже витала в воздухе.
К тому времени, когда были проложены первые десять километров трассы, Мануэль отстроил около часовни первую градообразующую улицу, выгодно обернув деньги кокаиновой мафии. Почти два километра новеньких строений, включающих в себя квартиры, бары и большие торговые площади. Острые на язык деревенские тут же прозвали новодел «Золотой милей». Вложив в название всю свою иронию.
Правда, торговать было нечем. Все, включая бакалею, привозил на своем разбитом грузовике бойкий Анхель Муньос, в качестве оплаты принимая свежие деревенские яйца, которые втридорога продавал на столичном рынке. Те, что довозил, конечно, а довозил он немного.
Мануэль между тем закончил возводить трехэтажки и всерьез взялся за шале для дачников. Когда дорога до деревни была закончена, все квартиры в трехэтажных домах и половина шале были уже проданы. Монтойя из обычного афериста превратился в уважаемого человека. И очень, очень богатого. «Золотая миля» ежедневно приносила ему огромные дивиденды.
Несколько раз столичные фирмы пытались составить ему конкуренцию, отхватив ставший лакомым кусок земли.
Тогда он объявил полузасохший и протухший ручей, почти не видимый на карте, но носящий гордое название речка Гуадаррама, национальным заповедником. Посадив вокруг сосны и посыпав три дорожки гравием, он оградил свою землю от дальнейшего строительства. Навсегда закрепив за собой титул Большого Монтойи.
Глава 8. Замужем за кокаином
Прошлая жизнь моей подруги Нани была параллельна моей во всем. С одним только исключением. Однажды я сказала обстоятельствам «нет». И спасла свою шкуру. А она ответила «да». И серьезно за это поплатилась. Мы обе выбрали для размножения самый неподходящий вариант человеческого самца, от которого женщинам следует держаться подальше. Но больше всех на свете я любила себя, а она его. Такие промахи не проходят даром.
И да, лучше всего на ней смотрелся бы ведьминский колпак. Жаль, что она надевает его только во время Хеллоуина. В деревню Нани переехала со своим новым мужем Фернандо и дочкой, которая пошла в один класс с моим сыном и дочерями Сильвии и Сони. Она так славно вписалась в нашу компанию, будто бы всегда там и была. Нани невысокого роста, с тонкой талией и широкими бедрами. С темно-зелеными глазами цвета старой хвои и черными спутанными волосами. Нимфа горных ручьев и вероломных каталонских рек. Стиль одежды она предпочитала свой собственный: адская комбинация из того, что не доносили я, Соня и Сильвия. И хотя я была ее гораздо ниже, Соня вдвое худее, а Сильвия выше на целую голову, эти вещи она носила с шиком, а на нас они не смотрелись никак.
Материальное положение у Нани вовсе не было плачевным. Счет в банке, трехэтажный дом, новая машина. Просто ей было все равно. Настолько все равно, что тряпка из китайского магазина и последний нью-йоркский бренд смотрелись на ней одинаково. Одинаково роскошно и даже гламурно в первоначальном смысле этого слова. Что и говорить, мы дохли от зависти, особенно я, оставляющая на заграничных шопингах неприличные суммы и все равно отчаянно напоминающая хиппующую попрошайку.
Ее первый муж, Давид, полностью соответствовал мечте любой женщины о достойной партии. Высок, смазлив, состоятелен. Умелый в постели и соображающий в бизнесе. В предкризисный бум он владел средней руки строительной фирмой, сделал на ней приличный капитал. А потом с другом-адвокатом ее обанкротил, со спокойной душой кинув своих вкладчиков.
Это был очень завидный мужчина. За одним маленьким но. Он был кокаинист и законченная мразь. Но это на его лбу не написано. Это Нани предстояло узнать в первый же год совместной жизни. Он раскрывался постепенно. Как хрусткий и крепкий капустный кочан. Надо было оторвать много листьев, чтобы обнажилась гнилая кочерыжка. Поначалу Давид был обходителен и мил. Но часто посещал бары и дискотеки. И вскоре задолбал жену злыми утренними отходняками.
Так прошло пять лет. Истерик и расставаний, обещаний ее любить, обещаний завязать, ложных надежд, фальшивых раскаяний и изощренных издевательств. Подтверждая непреложную истину, что настоящая любовь не за что-то, а вопреки. А она не хотела замечать ничего. Она любила.
Однажды по дороге на очередную дискотеку (а на самом деле на встречу с дилером) Нани сообщила ему новость о своей беременности. Новость оказалась радостной только для нее самой. Он неожиданно пришел в ярость, притормозил и выкинул ее ногой из машины. Прямо на шоссе, под колеса несущихся автомобилей. Рыдающую, с ободранными локтями и коленями, ослепленную светом фар и окаменевшую от ужаса, Нани подобрал проезжающий таксист. У нее не было ни кошелька, ни телефона, ни будущего. Таксист вытер ей слезы и бесплатно повез ее в Барселону к родителям, взяв с нее обещание никогда не возвращаться к садисту.