Неторопливая предсказуемая жизнь превратила меня в настоящую ленивую домохозяйку, а жир вокруг талии приобрел форму спасательного круга. Я решилась на отчаянный шаг обязательную пробежку по утрам. Тем более что поля в округе подходили для этого как нельзя кстати. Пшеничные моря сменялись виноградниками. Виноградники вливались в оливковые рощи. Из-под ног в ужасе разбегались кролики и куропатки. И кое-где даже паслись прекрасные лошади. Бегать в таких условиях было откровенно нелегко, а вот ходить, предаваясь мечтаниям, очень приятно.
Во время очередной такой прогулки я заметила любопытного деда. Он был в лихо заломленной кепке, с клюкой и расстегнутой ширинкой. Пас своих старых лошадей и дурным голосом выл фламенко. Это было так плохо, что даже хорошо! Идти стало легко и радостно. Правда, немного стало жаль его бабку, если она еще не оглохла.
Однако дед меня лихо тормознул на повороте.
Ты нездешняя? строго спросил меня он.
Пришлось остановиться и держать ответ.
Поля эти мои, он обвел все вокруг широким жестом маркиза Карабаса. И ладно, его успокоила моя родословная, можешь бегать. Летом приходи за дынями. Все меня знают как Агараулью. Тебя больше никто не тронет! Но дальше не бегай, там территория цыган. Всякое бывает!
Агараулья оказался известным персонажем. Бабник, драчун, пьяница и картежник, он держал в страхе всю деревню. Свое состояние он выигрывал в карты. А потом опять проигрывал. Частенько возвращаясь домой то без ботинок, то без шапки, распугивая соседских кур своим душераздирающим фламенко. Однажды он выиграл двух отличных жеребцов и пару десятков гектаров земель в придачу.
И бросил разгульную жизнь навсегда. Он так полюбил этих лошадей, что испугался, что их негде будет пасти. С тех пор его как подменили. Он купил трактор, разбил виноградники, бахчу. Научился выращивать пшеницу.
Последние двадцать лет при любой погоде Агараулья выходит пасти двух своих полуживых кляч. И горланит песни. По субботам он на них бесплатно катает детей. А летом раздает соседям дыни. Но почему-то никогда не застегивает ширинку.
Поэтому на голову моего нового друга Агараульи вместо кепки я мысленно нахлобучила брыль соломенную шляпу с прямыми широкими полями.
Ходить мне нравилось быстро и долго. Почти до истоков заповедника Гуадаррамы, где поставили свои трейлеры неистребимые цыгане. Де-юре все они являлись законопослушными гражданами и возили свои аттракционы по ярмаркам. Де-факто жили они выращиванием и продажей гашиша, до кучи промышляя воровством медного кабеля. Но это была уже чужая, не деревенская территория. Поэтому даже собачники и велосипедисты со стажем поворачивали назад, не отваживаясь заходить так далеко.
Это легкое чувство тревоги мне нравилось. Там можно было случайно наткнуться на плантацию конопли и получить в задницу заряд охотничьей дроби или соли. Там низенько летали полицейские вертолеты и, накрытые брезентом, громоздились кучи кабелей, что еще недавно были чьими-то электрическими или оптоволоконными сетями. Цыгане перли все без разбору, чтобы потом сдать свое богатство на цветные металлы.
Поэтому мои первые опыты визуализации пришлись как нельзя кстати. Незримым ангелом-хранителем летел за мной Агараулья в соломенной шляпе. А рядом вышагивала воображаемая верная подруга Мария. Готовая в случае опасности кинуться на человека с ружьем, быстро его обезвредить или, на худой конец, сама пальнуть в него из трофейного ствола солью.
А потом в мою жизнь вошла каталонская ведьма Нани. Это была любовь с первого взгляда, так банально воспетая поэтами и коряво описанная пострадавшими от нее. Самое страшное, что это было взаимно. Родись мы лесбиянками, друг в друге мы обе нашли бы свое счастье. Но в ней и во мне было поровну от женщины и от повстанца. Для пары это смертельно.
Глава 7. Первопроходцы на «Золотой миле»
Зато теперь у меня была подружка, с которой можно было пуститься во все тяжкие. Особенно тяжко было с утра выкатить свои развесистые задницы на «пробежку». Неспешно пробегая по хорошо унавоженным собачниками дорожкам, мы смотрели, как стремительно меняются границы поселка.
Тем труднее было представить, что в начале прошлого века деревня представляла собой с десяток полуразвалившихся построек, хаотично натыканных вокруг уродливой часовни святого Сантьяго. Никакой исторической или художественной ценности это строение не представляло, зато на нем всегда болталась угрожающая надпись: «Бог любит вас».
Количество населения вместе с приезжающими на лето детьми и внуками едва дотягивало до ста. Пока в поселке не объявился деятельный и предприимчивый Мануэль Монтойя Молинос. Кое-какой капиталец у него имелся, поэтому здесь он основал первую строительную компанию. Потом, подружившись с мэром, выбил себе права на абсолютную монополию.
Местные смотрели на него как на придурка. Все, на что он мог рассчитывать в поселке, это на постройку нового курятника. В этом прекрасном месте основное население пребывало в возрасте дожития, так как добираться до столицы приходилось часов пять по разбитой дороге одноколейке, полной рытвин и усеянной колдобинами.