Мария Николаевна Аввакумова - Стихи Марии стр 8.

Агатовая плоть
гигантского пространства
что слишком велико для постоянства
и бесконечно  чтобы жить не вечно,
и беспокойно  чтоб забыть про войны
агатовая плоть
пробита трещинами:
берёзами,
рябинами,
орешинами.
И любим мы сей камень нешлифованный,
окутаны пространством и окованы,
бессильные мужчины,
злые женщины 
его пустоты, мыслящие трещины.

По дождю-непогоде на ночном пароходе
в дом приехала поздняя гостья.
Мать поставила чаю, и обе, вздыхая,
засиделись. Всю ночь не спалось им.

А ребёнка жалели. Разбудить не хотели 
и шептались невнятно, как ветер.
А ребёнок в кровати обманул свою мати
(Любят взрослых подслушивать дети).

Что за гостья такая? И лицом-то какая?
(Но без лампы они обходились).
Что могла рассказать ей молчаливая мати?
Что за тайны меж ними водились?

Голос так и светился, утешаючи лился
у неведомой странницы этой
И забылся ребёнок среди тёплых пелёнок
до неспелого первого света.

Пробудясь, наблюдает: мать полы подметает,
принялась за хозяйскую гору.
Может, сон ему снился?.. Он бы правды добился,
если б мог говорить он в ту пору.

В годы волчьих оскалов, жизнь, кого ты ласкала,
задубев в бесконечном мученье?
Кто пришёл и послушал сиротинушку душу?
Человек?
Или ты  провиденье?
Архангельская обл.

Сумасшедшая лошадь
по городу носится с воплями.
Опрокинула бабу, телегу и хлебный фургон
Сумасшедшая лошадь
с глазами, едва не лопнувшими,
от каких удирает, шальная,
врагов и погонь?

Что сломалось в ней,
долготерпеньем отмеченной?
Не с того же она
что недешев на рынке овёс?!

Плачет, плачет слезьми,
стонет стоном почти человеческим
очумелая морда
средь черного вихря волос.

Не смотрите на горе!
Уважьте однажды несчастную.
То-то лошадь была 
и горда и красива собой.
Вскинься, вспыхни ещё
Напоследок глазами пропавшими!
Сумасшедшая лошадь, сегодня покончат с тобой.
Да увидишь луга,
золотые края мать-и-мачехи,
и сиреневый стебель,
и сизый вечерний туман,
и как скачут и носятся
коники: девочки, мальчики,
и трава, обнимая, шуршит и шуршит по ногам.

Да услышишь, как твой
жеребёнок-ребёнок восторженно
ржёт и ржёт невозможного счастья мотив.
Подойди же к нему!
Ты не сбита ещё. Не стреножена.
Ты среди голенастых, горластых
дружков и подружек своих.

В катанцах драных, саржевых формах,
в галстуках с жеваными концами,
какие мы куцые были, наверно.
Но пусть и это останется с нами.

Нам было лучше И мы давали
детский концерт в инвалидном доме.
Что ты читала? И как принимали? 
всё отлетело куда-то. Кроме
запаха бедствия, что, как обух,
нас шибанул по носишкам трепетным
и как лежали калеки бок о бок
и мы с пионерским над ними лепетом.

После концерта тебя стошнило,
пропал аппетит даже к жмыху ворованному.
И долго-долго ты силы копила
и нежные чувства к миру терновому.
И ты поняла, с чем Судьба обвенчала
и что́ приказала зачать на соломе.
Тебе было лучше. И ты читала,
читала опять в инвалидном доме.

В катанцах драных, саржевых формах,
в галстуках с жеваными концами,
какие мы куцые были, наверно.
Но пусть и это останется с нами.

Нам было лучше И мы давали
детский концерт в инвалидном доме.
Что ты читала? И как принимали? 
всё отлетело куда-то. Кроме
запаха бедствия, что, как обух,
нас шибанул по носишкам трепетным
и как лежали калеки бок о бок
и мы с пионерским над ними лепетом.

После концерта тебя стошнило,
пропал аппетит даже к жмыху ворованному.
И долго-долго ты силы копила
и нежные чувства к миру терновому.
И ты поняла, с чем Судьба обвенчала
и что́ приказала зачать на соломе.
Тебе было лучше. И ты читала,
читала опять в инвалидном доме.

Белой крупкой,
мелкой, хрупкой,
падает снежок
на холодные овраги,
на болотные коряги,
в поле на стожок.

Небо выгнулось под тучей.
Снегопад идёт могучий,
Ванечка-дружок.
Наметёт за ночку с неба
по колено, может, снега,
может, на вершок.

Жить невесело без снега,
как позавтракать без хлеба.
Музыка не та.
Рад-радёшенек, хохочет.
Прокатиться с горки хочет
Ваня-простота.

Когда я умру,
пусть я буду собакой,
большой и лохматой
собакой-гулякой.
Мне это нетрудно.
Подумаешь, дело! 
хвост нацепила
да шкуру надела
А жить по-собачьи
всегда я умела:
молчать выразительно,
скулить ночами,
внушать человеческое очами,
не класть где попало
поганых горошин,
протягивать лапу
людям хорошим.

Утица летела
через море-море,
утица летела,
от зимы бегла.
Утица летела
Через горе-горе
крестная дорога утицы легла.
Где её подружки? Голо-одиноко.
Не для одиноких этот жуткий путь.
Негде в этом мире бури и мороки,
некак в этом море сесть и отдохнуть.
За тугой волною
спрячется от ветра,
несколько мгновений
дух переведёт 
и, другой волною
до смерти огрета,
ледяного сала
досыта хлебнёт

То волна взлетела
То она взметнётся
над кровавым морем,
ужаса полна.
Всё-таки летела!..
Сердце оборвётся,
только вспомнит это.
Смилуйся, Волна!

Восточно-Сибирское море

Вы, женщины с мужскими лицами,
висящие на красных досках
наряженными активистками
с грудешкой плоской,
в кузнечном, прядильном и ткацком
с прилежностью, почти батрацкой,
с упрямством ломовых коней
ведете счет ночей и дней.