Хорошего помаленьку и Гребенников принялся заводить трактор обратно. Стартёр долго крутился, но ничего не происходило, лишь из выхлопной трубы изредка вылетали клочки серого дыма. Витька излазил весь мотор, который мы еле-еле открыли. Не найдя там ничего «криминального», он снова продолжал крутить стартёр, но бесполезно
До Терсаккана мы не доехали километров 12 далековато! а наши пацаны стояли на трассе где-то на столько же километров позади. А вокруг колосился уже созревший урожай третьего, «решающего», года очередной Пятилетки. Пшеничка, в отличие от той, которую нам показывали по телевизору, едва доходила высотой до моих колен, да и то не везде. «Битва за урожай» (любимый сюжет советской телевизионной программы «Время») развернулась километрах в полутора от нас, а чуть поодаль виднелся полевой стан. Мы отправились туда.
Между тремя-четырьмя сломанными комбайнами уныло бродили помятые мужики, матерясь, что устроят забастовку, если им не привезут врача. Оказалось, что они все были из Жана-Арки (ночь на поезде), и все израненные: у одного почерневшими бинтами была перевязана нога, у второго щека и так далее. Механизаторы честно признались, что в трактор типа «Т-150к» никогда не залезали, однако (степной закон!) почти все поехали на своём «ЗиЛу» посмотреть, что у нас случилось.
Подъехали к нашей лайбе, один сразу залез в движок, двое других осматривали его снизу, мужики перекидывались с моим «бугром» непонятными мне «автомобильными» фразами. В конце концов они залили бензин в бачок «пускача», проверили его свечку, запустили этот движок и полностью прокрутили основной двигатель, пока тот не завёлся. Мы ещё постояли, обсудили нюансы и уборки зерна, и установки столбов, а потом комбайнёры уехали.
Витька настелил сена в уже пустой первый прицеп и улёгся там спать, а я залез в кабину, включил транспортный ход и тихонечко, не больше, чем на второй скорости, приполз обратно в Косколь.
Велико же было удивление продравшего шары Коляна, который считал, что «пускач» у него вообще не работает! Он заводил лайбу, крутя стартёр до посинения, чего мы делать просто не рискнули. Водилы хотели нам налить, но я умотался настолько, что упал спать и без этого.
Ночью мне снилось, что я завожу трактор
9. На посошок!
Наша стройка официально кончилась 1 октября, когда все четыре провода телефонной линии оказались привязаны за изоляторы терсакканского анкера. 5 октября Алим собрал 11 человек и стал отправлять домой. Утром мы собрали шмотки и Максут подогнал свою почтовую будку. Попрощавшись с теми, кто ещё оставался, мы забрались в машину и поехали вдоль свежепостроенной нами линии в Джезказган. Алим сел в кабину, а мы настелили матрасов внутри будки и улеглись.
А Великая Казахская Степь не хотела нас от себя отпускать поболтавшись около часа и ещё не доехав до Косколя, машина вдруг сломалась. Часа полтора мы бродили вокруг неё, а Максут ковырялся в моторе. Консилиум наших водил, стоявших рядышком, наконец-то установил причину поломки, и мы поехали дальше. Дорога шла муторная: машину кидало то вправо, то влево до самого аркалыкского грейдера, где потом стало полегче.
В Улытау уже моросил мелкий дождик. Там ещё оставалась какая-то часть стройотряда нашего же института. Алим велел делать промежуточную посадку.
Нас накормили обедом.
Через час поехали дальше. Начался асфальт и Максут выжал из этого «ГАЗа» всё. Огибая тайными тропами посты ГАИ (людей в такой будке возить не разрешалось), Максут проник в Никольский, где надолго встал в каком-то микрорайоне. Мы из будки не высовывались. Когда он вернулся, они о чём-то посовещались с Алимом и, опять партизанскими тропами, наконец-то въехали в Джезказган.
В знакомом актовом зале конторы ПКМК мы устроились ночевать. Откуда-то вдруг взялось несколько бутылок кофейного и лимонного ликёра, и мы принялись пить этот сироп
На следующий день я поехал провожать в Актюбинск Нурутдинова. Нового здания аэропорта тогда ещё не было и весь народ крутился на первом этаже служебной пятиэтажки. Малик улетел на «подсаде» таким «трамвайным» рейсом, от которого теперь могут остаться лишь воспоминания: самолёт «Ту-134» шёл из Томска в Кишинёв с пятью (!) промежуточными посадками, из которых Джезказган был третьей, а Актюбинск четвёртой. Так значилось в расписании.
Малик улетел на свой Дикий Запад, а я вернулся в контору. Велико же было моё удивление, когда я увидел, что комната абсолютно пуста: ни толпы, ни шмоток, в том числе и моих. А на столе лежала записочка со схемой, в которой было сказано, что весь народ Зыбайло увёз к себе домой, и меня ждут уже там.
Минут через сорок я оказался в совершенно незнакомом мне районе города. Меня втащили в квартиру, когда веселье было в самом разгаре. Толпа горланила весь стройотрядовско-агитбригадовский репертуар, а панельная пятиэтажка легонько подпрыгивала в такт лихой песне
На следующий день был праздник день Конституции СССР. Рано утром отвалили Юрик Сидорчук на автобусе в Темиртау и Витька Гребенников на самолёте в Талды-Курган. Наш рейс на Алма-Ату улетал вечером.